Чужак в чужой стране

От новых вопросов его спасло появление через боковую дверь знакомой ему фигуры, и он испытал сильнейшую радость:

— Мой брат, доктор Махмуд! — вскричал Майк и возбужденно затарахтел по-марсиански.

Семантик с «Чемпиона» помахал рукой, заулыбался и ответил Майку на том же гортанном наречии. Они общались на нечеловеческом языке, Майк — радостным потоком слов, Махмуд не столь быстро. Звуки можно было сравнить с теми, какие издает носорог, таранящий железный гараж.

Газетчики недолго терпели, те, у кого были магнитофоны, записывали звуки, прочие описывали их как тона. Наконец кто-то крикнул:

— Доктор Махмуд, о чем вы там говорите?

Махмуд ответил с оксфордским акцентом:

— Большей частью я повторял: «Помедленнее, пожалуйста».

— А что он?

— Дальше — личное. Вам не интересно. Встреча старых друзей. — И продолжил болтовню по-марсиански.

Майк поведал своему брату о том, что произошло с ним за это время и что они могли бы вместе грокнуть — но Майк пытался рассказать о земных событиях и людях, пользуясь марсианскими абстракциями; у него появились новые братья по воде, у каждого свой аромат… теплые воды — это Джилл… глубина — это Энн… не до конца грокнутый факт: Джубал казался ему то всего лишь яйцом, то Старейшиной, но не был ни тем, ни другим… огромность океана, ее и вовсе нельзя грокнуть…

С Махмудом по марсианским стандартам за то же время мало что произошло: неумеренное поклонение Дионису, но гордиться тут нечем; один день проведен в мусульманской мечети в Вашингтоне, но он еще не грокнул его результаты и потому не станет их обсуждать. Новых братьев не появилось.

Наконец он остановил Майка и протянул руку Джубалу.

— Вы — доктор Хэршо. Валентин Майк считает, что он меня представил — так и есть, если руководствоваться его правилами.

Оглядев его с головы до ног, Хэршо пожал ему руку. Парень выглядел, как какой-нибудь британец, любящий охоту и спорт, от дорогого твидового костюма до коротких седых усов… но кожа его была смуглой, и нос выдавал происхождение из Леванта… Хэршо не любил подделок и предпочел бы сырую холодную кукурузную лепешку самому совершенному синтетическому «филе».

Но Майк обращался с ним, как с другом — значит, он останется «другом», если не проявит себя иначе.

Махмуду же Хэршо показался музейным экспонатом — именно так он представлял себе «янки»: вульгарный, одет слишком небрежно для такого случая, говорит громко, возможно, невежествен, почти наверняка провинциал. К тому же профессионал — что еще хуже. По мнению доктора Махмуда, профессионалы-американцы были недоучками, попросту техническими исполнителями. Он терпеть не мог все американское. Их невероятная политическая смесь религий, их кухня («О Аллах!»), их манеры, уродливая архитектура и больное искусство — и слепая высокомерная вера в собственное превосходство даже теперь, когда их солнце давно уже закатилось. Их женщины. Хуже всего — их женщины. Нескромные, самоуверенные, с длинными истощенными телами, которые тем не менее волновали его, напоминая гурий. Целых четыре женщины сгрудились вокруг Валентина Майка на встрече, где подобало присутствовать только мужчинам!..

Но Валентин Майк представил ему их радостно и гордо, в качестве братьев по воде, тем самым налагая на Махмуда более тесные узы, чем бывают между сыновьями двух братьев. Махмуд ведь понимал марсианский термин, означавший такое расширяющееся родство, потому что он наблюдал за марсианами и не нуждался в переводе; к тому же слова типа «соединение по цепочке» или даже «две вещи, равные третьей, равны между собой», были неадекватны. Он видел марсиан у них дома, познал их нищету (по земным меркам); он оценил их культурное богатство, о многом просто догадался. Он грокнул высшую ценность, которой марсиане наделяли взаимоотношения индивидуальностей.

Что ж, выбора не было, он разделил с Валентином Майком воду, теперь ему придется оправдать веру своего брата… он надеялся, что эти — не такие уж пройдохи.

Он тепло улыбнулся:

— Да, Валентин Майк объяснил мне, — и с гордостью, — что вы все вошли в «йим» (тут Махмуд использовал марсианское слово).

— Как?

— Братство по воде. Вы понимаете?

— Грокаю.

Махмуд сомневался, что Хэршо способен грокать, но спокойно продолжал:

— Так как я состою в таком же родстве с ним, прошу вас принять меня в семью, доктор. Мне известно ваше имя; а это, должно быть, мистер Кэкстон — ваше фото печатают в газете, рядом с вашей колонкой; дайте поглядеть, узнаю ли я молодых дам… Это, видимо, Энн?

— Да, но на ней мантия.

— Да, конечно. Я выражу ей свое уважение — позднее.

Хэршо представил остальных… и Джилл поразила его, обратившись к нему с правильным приветствием, произнеся его на три октавы выше, чем любой марсианин, словно у нее ужасно болело горло, но с чистейшим произношением. Она научилась произносить примерно дюжину слов из той сотни, которые уже понимала, — но именно это обращение она выучила в совершенстве, потому что так называли ее, и так она называла Майка десятки раз в день.