Чужак из ниоткуда-2

Чак чиркнул спичкой и зажёг свечи. После чего завязал мне глаза шарфом, который ему дал Мэт. Хорошо завязал, плотно. Я услышал его отдаляющиеся шаги.

Вошёл в орно. Перешёл на инфракрасный диапазон. Теперь я видел тепловые силуэты Мэта в глубине сцены, стоящего рядом с ним Чака, множество зрителей в зале и – главное – четыре ярко-оранжевых, чуть колеблющихся языка пламени горящих свечей на расстоянии сорока футов. Чуть больше двенадцати метров, напомнил я себе. Ерунда.

- Джимми ты готов? – спросил Мэт.

- Готов!

- На счёт три.

Рассыпалась и утихла барабанная дробь.

- Один, два… три!

Бах! Бах! Бах! Бах!

С левой – с правой. Снова с левой – и снова с правой.

Все четыре пули наши цель и сбили пламя со всех четырёх свечей. А хорошие револьверы! Чуток тяжеловаты и отдача сильная, но бьют точно.

Зал взорвался аплодисментами и свистом.

Это был успех.

Я снял с глаз повязку.

- Джимми Хокинс по кличке Юнга! – провозгласил Мэт. – Лучший стрелок старой доброй Англии!

Я поклонился.

Зал бушевал.

- Ещё! Ещё давай!

- Покажи класс, Джимми!

- Тихо! – крикнул Мэт. – Последний смертельный номер! Только для вас!

Он достал из внутреннего кармана фрака сигару, обрезал кончик перочинным ножом, сунул сигару в рот.

- Чак, дай-ка мне прикурить!

Чак, который продолжал оставаться на сцене, зажёг спичку. Он проиграл пятёрку, но ему явно нравилось внимание публики.

Мэт раскурил сигару, вышел на авансцену.

- Уважаемая публика! Говорят, курить вредно. Вы верите в это?

В зале засмеялись.

- Вот и я не верю. Тем не менее, мы с вами находимся в каком-никаком помещении. Следовательно, правила пожарной безопасности должны быть соблюдены. Джимми! – обратился он ко мне. – Так уж вышло, что сегодня наш главный пожарник – это ты. Твоя задача – погасить эту сигару с одного выстрела.

- Почему с одного, Мэт? – включился я в диалог.

- Потому что двух моё старое бедное сердце может не выдержать.

- Что ты хочешь этим сказать? Мы будем играть в Вильгельма Телля?

- Не знаю, кто такой этот Вильгельм, наверняка какой-нибудь немец. Но, если хочешь, пусть будет так. Сигара у меня во рту. Погаси её!

Он сунул сигару в рот, встал возле щита и повернулся ко мне в профиль.

Сантиметров двенадцать, прикинул я длину сигары.

- Хорошо. Но вы увеличите мне жалование на пять долларов в неделю.

- Погаси сигару, и мы поговорим об этом!

- Замрите. На счёт три.

- Раз…

Я выхватил правый револьвер и выстрелил. Как раз там оставался последний патрон.

Сигара вылетела изо рта Мэта.

- Чёрт возьми, Джимми! Ты же сказал на счёт «три»!

- Сюрприз, - я подошёл, поднял сигару с размочаленным пулей концом и продемонстрировал её публике. – Сигара погашена! Вы все свидетели. Мэт, с тебя на пять баксов в неделю больше!

Под восторженные крики, свист и аплодисменты зала я ушёл со сцены. Надо было переодеться и почистить оружие. И поесть. Даже не думал, что представление отнимет столько сил.

Возвращать билет на автобус я не стал. Сначала хотел, но передумал. Тридцать два доллара, конечно, деньги. Но они у меня не последние, к тому же я теперь работаю. Будем считать, что я заплатил за безопасность. Если агенты ЦРУ доберутся до этого негра-кассира в городке Хилсборо штат Огайо, то он может припомнить, что продал какому-то подростку билет до Денвера, а может и не припомнить. А вот если я сдам билет, то он запомнит меня наверняка. Оно мне надо? Пусть думают, что я уехал в Денвер.

Однако переодеться и почистить оружие сразу не удалось.

- Какое переодевание? - удивилась «всем мама» Рэйчел Картер, когда я сунулся к ней в костюмерную. – Представление ещё не окончено, а потом все выходят на сцену на обязательный прощальный поклон. Все – это все. Разве Мэт тебе не сказал?

- Наверное, забыл.

- Может быть, денёк у него выдался не лёгкий. Хотя где они, те лёгкие деньки? Так что жди за кулисами. Ещё минут тридцать пять, не меньше. А что не так, что вздыхаешь?

- Есть охота, - признался я. – Весь день сегодня без нормальной еды.

- Общий ужин будет после представления. Но могу тебе сделать сэндвич с тунцом и чай. Вы же, европейцы, больше чай любите, а не кофе? Не понимаю, что вы нашли в этом чае. Просто горячая подкрашенная вода, как по мне.

- Это потому, что вы не умеете его заваривать, - сказал я. – А почему вы решили, что я европеец?

- Ну не американец же.

- Акцент?

- И акцент тоже. Но главное, ты ведёшь себя иначе.

- Европейские подростки, по твоему мнению, стреляют лучше американских? – приподнял я бровь.

Она захохотала.

- Думаю, нет. Но даже этот вопрос выдаёт в тебе европейца.

- А как бы сказал американец?

Она на секунду задумалась и выдала нарочито низким голосом, словно жуя слова:

- Простите, мэм, но я в жизни не поверю, что какой-нибудь лайми или лягушатник [1] лучше владеют кольтом, чем любой белый парень из Айовы или Канзаса.

При этом на слове «Канзаса» она дала «петуха».

- Да вы талант, Рэйчел, - засмеялся я. – Вам в кино сниматься надо.

- Ага. Сто семьдесят два фунта чистого таланта. Как бы экран не порвался.