Он тяжело дышал, наружу вывалив язык. Потом у него в голове что-то случилось, она словно перевернулась и опрокинулась, и из нее, точно грибы, полезли длинные, белые, отвратительные побеги. Они слепили, убивали, уничтожали все, к чему прикасались, опустошая склон холма, на который поднимались Рауф и Надоеда.
— Этого не может быть! — вскрикнул Надоеда, в ужасе шарахаясь от призрачных рогов, выросших из шрама на его голове. — Не может быть! — Он затряс головой, и стягивавшая ее металлическая сетка заходила ходуном, смещаясь то к одному, то к другому уху. — Джимджем! Я не могу… я не…
— Джимджем? — удивился Рауф. — Он-то тут при чем?
Большой пес стоял рядом — косматая тень в темноте, доброжелательная, но пребывавшая в нетерпении.
— Рауф, ты помнишь его?
— Джимджема-то? Еще бы. Его белые халаты убили.
— Это я его убил.
— Надоеда, хватит дурить, пойдем! Как будто я Джимджема не помню! Он рассказывал, как белые халаты всунули ему в глотку трубку и влили в желудок какую-то горькую гадость. От этого он ослеп и начал мочиться гноем и кровью. Ты к нему даже близко не подходил. Ты не убивал его!
— Та кровь и тот гной вышли из моей головы…
— Если ты не пойдешь дальше, из нее скоро потечет куда больше крови!.. Ладно, прости, я совсем не то имел в виду, я знаю, ты не в себе… но мне жрать охота, аж качает! Неужели ты не чуешь мусорные бачки?
— И ты меня прости, — кротко отозвался терьер. — Если поблизости валяется мусор и надо его отыскать, ты можешь рассчитывать на меня, Рауф! Да, я вспомнил: мы идем искать съестное. Все правильно.
Они вместе пересекли Хай-Уоллоубарроу, а затем начали крутой спуск по каменистым осыпям откоса. Справа от них падал сквозь темноту говорливый ручей. Надоеда подбежал напиться и почувствовал прямо под лапами острый запах потревоженного муравейника. Первый же укус заставил его кинуться прочь, и он нагнал Рауфа у подножия склона. Здесь пахло коровами и домашней птицей, а в холодном небе медленно занимался рассвет.
— Там, за полем, ферма, Рауф.
— Верно, но поживиться там нам вряд ли удастся. Слышишь собаку?
— Правда? А я думал, это я…
— Это ты о чем?
— Ну как тебе сказать… Частицы меня — они повсюду, Рауф. Я теперь уже и не знаю, я-то сам где?
— Если честно, я тоже сейчас не знаю, где это мы. А вот где помойка — знаю отлично! За мной!
Они дали круг через поля, далеко обходя ферму, потом перебрались через каменную стену и выскочили на подъездную дорожку. Лай сторожевой собаки постепенно затих позади них. Через несколько сотен ярдов они вышли к Даддону. Река, которую отделяло от истока уже целых семь миль, была здесь широкой и быстрой, и ясени клонили над ней облетевшие ветки, унизанные черными почками.
Здесь, где подъездная дорожка перебегала мост и вливалась в другую, пошире, стояли сараи и дом с ухоженным садом. Собаками поблизости не пахло. Чуть помедлив, Рауф отправился на зады фермы, обнюхал один из сараев и невысокую стену, после чего, подстегиваемый голодом, вложил всю свою силу в отменный прыжок, оказался наверху ограждения и перевалился во двор.
Надоеда хотел было повторить этот подвиг, но тут оказалась бессильна даже хозяйская дрессировка — у него ничего не получилось. Потерпев в третий раз неудачу, он услышал из-за стены тяжелый удар и металлический лязг: это Рауф перевернул мусорный контейнер. Обоняния терьера достигла целая симфония запахов. Спитой чай, шкурки от бекона, рыба, сыр, капустные листья… Голодный фокстерьер жалобно заскулил:
— Я… мне никак… Рауф, ты мне не поможешь? Я тут… Нет, я в самом деле дурак, — проговорил он затем. — Эта стена — она ведь не настоящая. Она только в моей голове. И я сделаю в ней дырку, если как следует захочу!
И он, прихрамывая, пошел вдоль бетонированного сточного желоба, выходившего из прямоугольного отверстия в дальнем углу стены. А за углом — ну конечно, ведь он сам их только что создал! — виднелись зеленые ворота, забранные штакетником. Сквозь них Надоеда увидел очень занятого Рауфа. Перевернув мусорный контейнер, большой пес растаскивал по двору его содержимое. Надоеда распластался по земле и подлез под ворота.
— Рауф, осторожнее! Это жестяная банка, она острая!
Рауф поднял голову. Предупреждение запоздало — с его верхней губы уже капала кровь.
— Видали и поострее, — буркнул он. — Не дрейфь, Надоеда, прорвемся! Живы — значит, не пропадем! Вот тебе славная свиная косточка, грызи на здоровье!
Надоеда лизнул кость и почувствовал, что и впрямь голоден. Облюбовав безветренное местечко за сараем, он принялся грызть доставшееся ему лакомство.
Филлис Доусон проснулась внезапно, как от толчка. Посмотрела на часы, потом глянула на окно. Было начало восьмого, и снаружи начало светать. Утро занималось пасмурное и холодное, по ветру летели листья, а в стекла временами принимался стучать дождь. Что-то разбудило ее, какой-то необычный шум. Но что это было? У Филлис мелькнула было мысль о грабителе, забравшемся в магазинчик, но она ее сразу отбросила. В семь утра воры по магазинам не лазят. А вот с запертыми на ночь колонками автозаправки кто-то, возможно, и воевал. Такое уже бывало.