Лишь один раз лис остановился, опустил наземь наконец-то затихшую добычу, посмотрел на фокстерьера и ухмыльнулся.
— Скоро ты выучишься ступать неслышно, приятель. В следующий раз первым пойдешь! И уж точно что-нибудь словишь — либо пулю, либо вкусненькое на ужин.
Надоеда ухмыльнулся в ответ.
— Умеешь уток ощипывать? — спросил лис. — Столько перьев летит! Ничего, я тебя научу.
Рауф, свернувшись калачиком, укрывался от холодного ветра за большим камнем ярдах в двухстах от вершины Доу-Крэга. Луну затянули облака, так что было почти совсем темно. Света едва хватало, чтобы различить устье обрывистого овражка, круто уходившего вниз.
Надоеда пребывал в беспокойстве. Лис лежал вытянувшись, опустив голову на передние лапы.
— Говоришь, драться, скорее всего, не придется? — спросил Рауф.
— А зачем, старина? Чем быстрее она будет бежать, тем быстрее полетит вниз. Ты смотри только сам с ней не улети… — Лис умолк и покосился на фокстерьера. — Если только ты, приятель, не подкачаешь, все должно пройти как по маслу.
Рауф еще раз заглянул вниз, в непроглядную глубину, и тоже повернулся к Надоеде.
— Короче, слушай сюда, — сказал он. — Она будет бежать вверх по склону настолько быстро, насколько нам с лисом удастся ее гнать. Когда она доберется сюда, она либо проскочит, либо свалится в ущелье. Так вот, миновать тебя или повернуть обратно к подножию холма она ни в коем случае не должна, ты понял?
— Не проскочит, — напряженно проговорил Надоеда.
— Смотри в оба, умник, и все получится, — сказал лис.
И с этими словами побежал следом за Рауфом вниз по склону.
Надоеда устроился под камнем, еще хранившим тепло тела Рауфа, и принялся ждать. Ветер подвывал и постанывал, летя между отвесными стенами ущелья. Капли дождя пахли солью и мокрыми листьями. Потом фокстерьер встал, прислушался и принялся расхаживать взад и вперед возле устья расселины. С западного склона по-прежнему не доносилось никаких звуков охоты. Казалось, Надоеда был единственным живым существом на всем пространстве от Доу-Крэга до Ситуэйт-Тарна…
Спустя некоторое время пес забеспокоился. Вглядываясь в темноту и время от времени тихо поскуливая, он отбежал на несколько шагов в направлении вершины. Отсюда было видно, как далеко внизу, за краем обрыва, тускло поблескивает озеро Гоутс-Уотер. Еще один из великого множества баков с водой, которыми люди оснастили эту недобрую и неестественную землю. Обнюхав тропинку, фокстерьер обнаружил на ней окурок — и испуганно отскочил: ему успел представиться человек-пахнущий-табаком.
Чувствуя себя окончательно сбитым с толку, Надоеда улегся там же, где стоял, потом задрал заднюю лапу и принялся в тысячный раз сдирать с головы клеенку и пластырь. Сегодня его когти нашли за что зацепиться — какую-то складку, которой там раньше не было. Он надавил сильнее, что-то подалось, заскользило… и оголенная макушка ощутила прикосновение холодного воздуха. Отдернув лапу, Надоеда увидел на ней сорванную повязку — мокрую, изорванную, черную. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить, что это такое. Придя в полный восторг, фокстерьер схватил ее зубами, стал грызть, подбрасывать и ловить…
И тут со склона внизу докатилось эхо свирепого лая.
Оглянувшись, Надоеда вдруг понял, что забыл дорогу ко входу в ущелье. Пока он силился что-то сообразить в темноте, снизу приблизилось быстрое цоканье маленьких копыт. Пес бросился навстречу, двигаясь на звук. Он только-только успел добраться до камня, под которым оставил его лис, как на тропинке появилась овца. За ней, щелкая зубами у самых копыт, мчался Рауф.
В это же мгновение из ниоткуда возник лис — и залег на тропе, щеря пасть. Овца повернулась в сторону Надоеды и остановилась в нерешительности. Надоеда бросился на нее, и овца, отшатнувшись, полетела вниз головой в черный провал. Рауф, преследовавший ее по пятам, тоже исчез. Послышался рокот катившихся камней, потом раздалось жуткое предсмертное блеяние, оборвавшееся внезапно и резко. Рауф вновь появился, сверкая белками глаз в скудном свете, и лег, тяжело дыша, в каком-то ярде от края.
— Я видел, как она падала, — сказал он наконец. — Во имя легких и печенки, я не мог остановиться! Я сам чуть не свалился. Ты молодец, Надоеда! Не дал ей развернуться… Эй, погоди-ка! — И Рауф вскинул голову, явно не веря своим глазам. — Что это с тобой?..
— Ты о чем? — спросил фокстерьер.
Но Рауфу было не до разговоров — он принялся обнюхивать и вылизывать глубокий штопаный рубец, тянувшийся через всю голову Надоеды. Помалкивал и терьер. Рауф обращался с ним как с чужаком, постепенно примиряясь с неожиданной переменой в облике друга.
— Так, говоришь, это человек-пахнущий-табаком тебе голову поджигал?