— Будет сделано, шеф. Э-э-э… Возвращаясь к нашей проблеме… — начал мистер Пауэлл, надеясь продемонстрировать добрую волю и тем хоть как-то восстановить свое доброе имя.
— Да? — не поднимая глаз от бумаг, спросил доктор Бойкотт.
— Следует ли мне представить вам отчет в письменной форме? Дело в том, что пара вопросов еще не прояснены…
— Не трудитесь, — с прежним отстраненным видом сказал доктор Бойкотт. — Я сам переговорю с Тайсоном… Кстати, а что там с той обезьянкой? — спросил он, по-видимому, ощущая, что предыдущая фраза прозвучала излишне оскорбительно для подчиненного, который не мог ответить ему в том же тоне, и потому резко меняя тему разговора.
— Обезьянку отправили в цилиндр в пятницу вечером, как вы и велели, — ответил мистер Пауэлл. — Получается, на данный момент она пробыла там двое с половиной суток.
— И как реагирует?
— Временами неистовствует, — сказал мистер Пауэлл. — И, как бы это сказать, плачет. В общем, шумит.
— Пищу принимает?
— Тайсон не сообщал, чтобы отказывалась от еды.
— Ясно, — сказал доктор Бойкотт и опять уткнулся в бумаги.
— Далеко мы от них сейчас? — прошептал Надоеда.
— Пробираемся леском, поглядим одним глазком, старина… Все леском — одним глазком!
Лис, казалось, даже не произнес вслух ни слова — его ответ как бы телепатически проник в сознание фокстерьера, не потревожив окружающей тишины. Они ползком приблизились еще на три фута к краю весело журчавшего ручья Тарн-Бек.
— Мы отправимся вверх по течению, в сторону фермы?
— Нет! — Лис, прижимавшийся к земле у подножия скалы, казалось, сплющился, точно пиявка, и даже поменял окрас, став из рыжего серым. — Пригнись!
— Что?
— Пригнись, говорю!
Надоеда понял, что следует затаиться в укрытии и наблюдать. Выше по течению ручья, под деревянным пешеходным мостиком, что вел на луга возле Трэнга, плескались и крякали утки с фермы Танг-Хаус. Фокстерьер вдруг остро ощутил, что его черно-белый окрас бросается в глаза, точно столб с почтовым ящиком в конце улицы. Увидев чуть в стороне поросль папоротников, он тихо заполз под бурые перистые листья.
Несколько мгновений спустя Надоеда повернул голову в сторону скалы, где, как он помнил, прятался лис, но рыжего хитреца там теперь не было. Осторожно оглядевшись, фокстерьер заметил его чуть впереди. Лис стелился по земле, вжимаясь брюхом и подбородком во впадину крохотного ручейка, стекавшего в Тарн-Бек с ближнего луга. Внезапно замерев, лис некоторое время лежал совершенно неподвижно в ледяной воде, сочившейся сквозь его мех. Кряканье между тем сделалось ближе. Скоро Надоеда расслышал плеск и барахтанье — утки плавали и резвились в быстром течении всего в каких-то тридцати футах, там, где ручей бежал через луг. Пес ощутил, что весь дрожит. Лис находился теперь всего в трех прыжках от ручья, хотя Надоеда так и не заметил, чтобы рыжий охотник двигался. Потом терьер снова стал смотреть на короткий отрезок бегущей воды, видимый между кустами ольшаника при впадении меньшего ручейка в Тарн-Бек.
И вот наконец в поле его зрения оказалась утка! Спустившись вниз по ручью, она развернулась, выгребла против течения и нырнула, разыскивая что-то на дне, — только белый треугольник хвоста, покачиваясь, торчал из воды. Надоеда вновь стрельнул глазами туда, где последний раз видел лиса, и уже не удивился, обнаружив, что его там нет. Что же ему-то, Надоеде, следует делать?..
Выбравшись из папоротников, он двинулся было вперед, но тут появилась еще одна утка, а за ней — бурый селезень с блестяще-синими полосками поперек крыльев.
Селезень с уткой тут же поссорились из-за какого-то лакомого кусочка, который она нашла на дне, и, пока они громко препирались и выхватывали друг у дружки съестное, их снесло ярда на три вниз, на мелководье.
Тут-то к ним и метнулся лис — беззвучно, словно струйка рыжего дыма. Казалось, он и двигался-то неспешно, напоминая некую природную силу, принесенную то ли ветром, то ли водой. Надоеда кинулся туда же, но прежде — как ему показалось, намного раньше, — чем он поравнялся с уткой, лис уже скользнул на отмель, сгреб селезня за шею и поволок его, отчаянно бьющего крыльями, на берег и дальше на луг. За ними раздалось многоголосое кряканье и плеск — напуганная утиная стая в панике улепетывала вверх по течению ручья.
Надоеда встретил лиса ярдах в двух от берега. Тот крепко держал в зубах вырывавшегося селезня. За биением крыльев и мельканием лап не видна была даже черная маска на мордочке лиса. Не ослабляя хватки, удачливый охотник закашлялся, и в глаза пса полетело облачко мелких перьев и пуха.
— Мне… мне-то что делать? Ты хочешь, чтобы я… — Надоеда, как ни глупо это выглядело, по-прежнему готов был броситься в опустевший ручей.
— Бежим! — чуть приоткрыв угол рта, невнятно выговорил лис.
Не удостоверившись, что Надоеда понял его, и все же без излишней спешки он побежал вниз по течению. Вскоре они оказались под прикрытием высокого берега, заросшего ясенем и ольхой, и, пользуясь им, стали пробираться в сторону открытого склона.