— Быстро, Надоеда, прячься! Прыгай за стену!
Терьер сиганул следом за другом, задев короткими лапками верхушку стены и перевалившись на другую сторону. Машина промчалась мимо. Рауф, приземлившийся на кучу увядшего подорожника и переросшего щавеля, огляделся по сторонам.
Чуть поодаль он заметил участок странно черной и вроде бы крупитчатой земли, через которую куда-то вдаль тянулись непонятные металлические полосы. На этих полосах стояло что-то вроде небольших разноцветных тележек. Во всяком случае, это были колесные деревянные повозки, одни — снабженные крышами, другие — открытые ветру и дождю. За ними Рауф увидел невысокую бетонную платформу и что-то вроде сараев. Людей видно не было. Ни шума, ни брошенных бумажек, ни запаха табака. Только негромкое шипение и запах угольного дымка откуда-то издали.
Рауф оглянулся на фокстерьера и с ужасом увидел, что Надоеда — приметный, точно птичка-зуек, — сворачивается калачиком, намереваясь поспать под стеной. Рауф одним прыжком оказался с ним рядом.
— Надоеда, что это тебе вздумалось здесь улечься? А ну вставай! Нам нельзя тут оставаться!
— Я устал, Рауф, — ответил терьер. — Я очень устал. И мышка говорит — спи, спи…
— Да чтоб ей ни дна ни покрышки! Ты знаешь хоть, куда нас занесло? Мы в чистом поле, у всех на виду…
— Говорю тебе, Рауф, я устал. До сих пор жалею, что вы с лисом в тот день вытащили меня из моей головы. Я бы, может, понял, как…
Рауф цапнул его за лапу, понуждая подняться. Надоеда встал — медленно, неверными движениями и так, словно его подняла не боль, а скорее голод или какой-то далекий звук. Едва удерживаясь от того, чтобы не повернуться и не дать деру, Рауф грубовато подталкивал приятеля. Когда они приблизились к веренице деревянных тележек, стало видно, что те напоминают то ли комнатки, то ли вольеры, а внутри виднеются скамейки. Надоеда по своей воле поднялся на платформу, но там снова лег и не хотел двигаться с места.
И в этот момент Рауф услышал тот звук, который никогда и ни с чем в своей жизни не спутал бы. За сараями протопали по гравию мужские ноги в тяжелых ботинках. А потом долетел и сигаретный дымок.
— Надоеда, сюда человек идет! Прячься скорее! Лезь внутрь — да, правильно, вон туда — и под скамейку!
Надоеда с мучительной неторопливостью повиновался. Рауф едва успел заскочить в тележку и распластаться под сиденьями на деревянном полу, когда из-за угла сарая вышел человек в непромокаемом плаще и, скрежеща по бетону коваными ботинками, прошел всего лишь в трех футах от псов в дальний конец платформы.
— Драйвер, «Оратор»… Слушаю вас!
Было еще совсем темно, и у Дигби Драйвера болела голова. К тому же накануне вечером он не почистил зубы, поэтому во рту был гадостный привкус, а мочевой пузырь грозил лопнуть.
— Кевин, это Тед Спрингер из «Метеора». Что, обрадовался? Ага, слышу, слышу… А ведь я тебе, парень, оказываю услугу. Вчера поздно вечером собак видели в Эскдейле!
— В Эскдейле? Тед, это вообще где?
— Это к северо-западу от Даннердейла. Десантура уже выдвинулась, и с рассветом они намерены все там прочесать. Я и решил, что тебе может быть интересно. Правда, я верный друг? Мы с тобой на что угодно готовы ради Англии, ха-ха-ха! Только не забудь меня, когда в следующий раз на что-нибудь стоящее наткнешься, договорились?
— Тед, спасибо большое. Ты настоящий друг. Уже бегу! Увидимся на месте!
И Дигби Драйвер, подгоняемый репортерским инстинктом, чуть не выбежал из номера, но вовремя спохватился, торопливо прополоскал зубы, сунул в рот мятную жвачку, натянул даффл-коут[98] и уже полностью снаряженным выскочил в гостиничный холл.
Там никого не было. Журналист мысленно поблагодарил Небеса, что на улице не морозило. Он как раз натягивал резиновые сапоги, которые накануне так и оставил грязными у стойки для зонтиков (кованое, между прочим, железо, год изготовления примерно 1890-й), когда в щель для почты снаружи просунули корреспонденцию, и конверты, шурша, посыпались на коврик. На этот звук где-то в комнатах отозвалась лаем хорошо кормленная домашняя собака, привыкшая к жизни в тепле. Дигби Драйвер уже взялся рукой за щеколду и собирался распахнуть дверь, когда его взгляд остановился на одном из конвертов. Почерк был незнакомый, адрес же выглядел так:
«Дигби Драйверу, репортеру „Лондонского оратора“ в Озерном крае».
Он нагнулся и поднял письмо. Судя по штемпелю, отправили его пять дней назад. Кто-то уже надписал на конверте фиолетовыми чернилами: «Переслать в Даннердейл», и кто-то другой черкнул пониже, красными: «Переслать в Конистон».
Дигби Драйвер на всякий случай встряхнул и помял конверт. Тонкий, легкий, гнущийся во все стороны… Явно не бомба.
Журналист присел на пуфик возле двери и вскрыл письмо.