Чумные псы

— Да я не про людей, я про мух. Мух, вылетевших из моей головы. Знаешь, Рауф, они успели вырасти и стать большими-большими, прямо огромными, и теперь летают по кругу, рассматривая холмы. Они умеют переговариваться с белыми халатами. Я видел это во сне.

— Ты просто устал и голоден. Ложись, поспи еще.

— Я и так почти полкурицы съел, старина Рауф, жаль только, она была потрошеная… Те, которых мы сами добывали, все же были вкусней, правда? Рауф, я точно знаю: эта курица — последняя, которую мы украли. Самая последняя.

Большой пес поднялся и начал оглядываться.

— Нет, Рауф, они еще не пришли. Лучше вспомни человека-пахнущего-табаком: там было маленькое окошко, он временами открывал его и наблюдал за нами. Так вот, говорю тебе, они тоже за нами наблюдают. А когда рассветет, они нас убьют.

— Что до меня, я им так просто не дамся. Слушай, а что ты говорил насчет своего хозяина? Что он якобы тоже там…

— Да, он там, он просто не… Рауф, я просто не помню, что я имел в виду, когда говорил о нем. Мне просто приснилось. Не надо меня совсем запутывать.

— Вот поэтому я и говорю, что этот мир — скверное место для нас, животных. Ничего-то мы на самом деле не знаем, не понимаем! А люди, пожалуй, могли бы кое-что для нас сделать, только они не хотят.

— Люди повсюду, они окружили нас. Мне мышка сказала.

Рауф хотел что-то ответить, но тут Надоеда вскинул голову и завыл, издав долгий вопль страха, отчаяния и одиночества. Две напуганные куропатки взвились отвесно вверх и пропали во тьме. Их хриплые голоса отдалились и смолкли, и тишина сомкнулась опять. Тишина, сотканная из ветра в вереске и шуршания осоки, которой наполовину заросло маленькое, уединенное озерцо Ил-Тарн, что приютилось на окраине пустоши Бернмур, пятью сотнями футов выше паба «Тюк Шерсти».

— Надоеда, но все-таки где эти люди, о которых ты твердишь? Они могли услышать тебя…

— А мне все равно. Я оплакиваю свою смерть, Рауф. А еще, старина, я плачу по тебе и по лису. Я так и не сумел вспомнить, что же он наказывал тебе передать. Как жалко!

— Обычно он говорил — надо жить и драться, пока не сгинешь во Тьме. Что ж, теперь все тревоги для него в прошлом!

— Я вспомнил кое-что, о чем он говорил перед смертью. Он сказал: «Я не Тьмы боюсь, а их оскаленных пастей». Вот и я сейчас примерно то же чувствую. Надеюсь, хотя бы очень больно не будет… — Надоеда помолчал, принюхался к ветру и вдруг сказал: — Мы больше не дикие животные, Рауф. Хватит уже с нас быть дикими, и вообще… Так что пошли-ка лучше вниз.

— Здесь лучше, — сказал большой пес. — Здесь никого нет.

— Мухи нас в любом месте увидят, как только станет светло. Так что давай спускаться отсюда.

— Я не полезу обратно в бак! Я не дамся! Не полезу в бак! Р-ауф! Р-ауф!..

Ветер над пустошью заметно свежел, гоня к востоку облачные стада. Надоеда медленно пошел в противоположном направлении, держась маленького ручейка, вытекавшего из Ил-Тарна. Рауф неохотно двинулся следом. Скоро они добрались до ручья Брокшоу-Бек, а оттуда — к более крупной речке Уиллан-Бек, которая скатывается с пустоши и впадает в Эск чуть ниже Бута. Здесь в окружающей тьме замаячили каменные овчарни и ограды по краям полей, а в деревне примерно полумилей ниже стал виден одинокий огонек. Надоеда упрямо трусил вдоль речки Уиллан-Бек, спускаясь в долину.

— Надоеда, куда мы идем?

— Там где-то есть сточный желоб, а за ним — дырка в полу. Мышка говорит, мы должны отыскать ее. Иначе мы точно пропали!

И они продолжали рысить вперед, следуя за течением шумного, высоко поднявшегося ручья. С темных полей доносился то булькающий крик потревоженного кроншнепа, то чириканье бекаса, проснувшегося в болотце.

— Так ты говоришь, мы больше не дикие звери?

— На самом деле мне кажется, что у нас с самого начала не очень-то здорово получалось быть дикими. Только пока лис держался с нами, бедняга…

— Я знаю. Будь я диким, я сейчас бросил бы тебя, Надоеда. Куда все-таки ты нас ведешь?

— Нам нужно найти ту дырку и спрятаться в нее, пока не стало светло.

— Какую дырку, Надоеда?

— Если бы я знал, Рауф… Ой, смотри, камни танцуют! Помнишь тот день, когда с неба падали белые хлопья?

Они пробежали сквозь Бут, стуча когтями по каменной кладке, но видели их только коты, затаившиеся на каменных стенах. Один раз дорогу им перебежала крыса, но Рауф, напуганный и притихший, позволил ей невозбранно юркнуть в щель между камнями кладки. На востоке уже появлялись первые проблески рассвета, очерчивая зубчатый гребень Хартер-Фелла. Выбравшись на дорогу, что вела в нижнюю часть долины, Надоеда припустил быстрее. Рауф побежал следом, чувствуя, как пульсирует рана на шее, — тем паче что страх быстрее гнал кровь по его жилам.

— Надоеда, ты что, не соображаешь? Это же дорога! Люди, машины, грузовики…

— Мы уже близко, — пробормотал фокстерьер. — Сточный желоб… Он совсем рядом!

Пес чертил носом по земле, словно мчался по отчетливо пахнувшему следу.

И в этот момент Рауф с ужасом услышал гул автомобиля, приближавшегося к ним сзади. Когда шум приблизился, черный пес метнулся к каменной стене по другую сторону дороги.