— А я говорю, что они правят миром только в собственных интересах. Им и дела нет до того, какое зло они нам причиняют. Они нас просто используют в своих целях. Нет, это скверный…
— Хватит уже повторять, Рауф, что это скверный мир для животных. Можно подумать, у тебя в запасе другой имеется!
— Люди могут менять этот мир, если у них есть такое желание. В любом случае наши шансы выжить невелики. Что толку болтать? Пойдем лучше снова счастья попытаем. Надо же наконец раздобыть какой-то еды.
— Помню, как потрескивал огонь, — сказал фокстерьер. — Мой хозяин жег газеты. А еще он накалывал на палочку ломтики хлеба и подрумянивал их у огня. Как они пахли! Иногда он и мне кусочек отламывал… Рауф, Рауф, смотри — рододендроны! Вон там, снаружи! Идем! — С этими словами Надоеда выскочил в дождливую тьму и улегся на камнях. — Ты знаешь, иногда мышка подсказывает мне дельные мысли. Она совсем маленькая, это верно, но она ведь болела… — Он положил голову на передние лапы и с довольным видом опустил веки. Дождь ручейками сбегал у него по спине. — И пчелы так славно гудят, Рауф… Солнышко греет…
— Надоеда! А ну живо забирайся назад! И вообще, незачем тебе сегодня наружу высовываться! Ты сейчас не годишься для охоты. Хорош мокнуть, иди сюда, согрейся и спи! А я схожу вниз и… ну, на худой конец в помойке пороюсь. Но я обязательно что-нибудь тебе принесу! А если я вдруг до завтра не вернусь, тогда ты… Ну, короче, до тех пор никуда не выходи, понял?
Ответа не последовало. Выждав еще немного в промозглом логове, Рауф ткнул носом под брюхо приятелю. Терьер крепко спал.