Чумные псы

— Говорит, что сомнений нет. На них были зеленые ошейники, и у одной жуткий шрам через всю голову. Он хочет знать, что ему делать. Связался с инспектором службы здравоохранения, но жена его до сих пор в панике — опасается чумы.

— Он оставил свой номер? Или адрес?

— Нет, ничего.

— Что ж, миссис Лонгмайр, спасибо вам огромное. Прямо сейчас туда и поеду.

Положив трубку, Дигби Драйвер вдруг хлопнул себя ладонью по лбу:

— Боже мой, боже мой, для чего Ты меня оставил?[67]

Он довольно часто произносил подобные фразы, не особенно задумываясь над соотношением источника и контекста, и не слишком призадумался бы, просвети его кто-нибудь на этот счет.

Вспышка VIII

Оставим пока Дигби Драйвера и вернемся к Рауфу и Надоеде, ожидающим наступления темноты в своем убежище на Стэнг-Энде. Безлюдную, голую пустошь поливало дождем, и даже чуткий собачий слух не улавливал иных звуков, кроме стука капель и тихого журчания воды между камнями. От нечего делать Надоеда следил за тем, как пар от его дыхания собирается капельками на стенке разрушенного воздуховода, и гадал, так ли голоден Рауф, как говорит об этом его запах, или он обязан силой этого впечатления собственному желудку, положительно прилипшему к спине. Стоило ему убрать лапу с куриной косточки, которую он прижимал к полу, как Рауф тотчас перекатился на другой бок и ухватил трофей зубами.

— Хочешь погрызть, Рауф?

— Ну да.

— А мне это понравится?

— Что?

— Ты ведь сам мне ее только что отдал.

— A-а… Ну, извини. На ней все равно уже нет ни клочка мяса.

— Я знаю.

— Ненавижу это место, — сказал Рауф.

— Точно, — кивнул Надоеда. — Тем более что у нас куча друзей, готовых подсказать местечко получше. Белые халаты, фермеры…

— Все равно зря мы сюда притащились. Чертов лис!

— А я уверен, что он делал для нас все то же самое, что делал бы для себя. Не следовало тебе прогонять его, Рауф. Ты так его напугал, что теперь он уже не вернется.

— Ну и хорошо. Одна вонь чего стоила!

— Но, Рауф, без него мы не сможем охотиться на овец! По крайней мере так, чтобы не подвергаться опасности. А куры, утки? Тоже вряд ли получится! Боюсь, нам теперь даже надежно спрятаться не удастся. Он столько всего знал такого, о чем мы с тобой…

— Мы убили овцу еще до того, как встретили его.

— Всего одну. Без него мы точно так долго не продержались бы. Нас бы давным-давно поймали.

— Я в то самое утро овцу на Булл-Крэге убил!

— Рауф, без лиса все станет вдвое трудней, ты сам это знаешь. Вот сегодня, к примеру, мы точно ничего не добудем. Даже если попытаемся, все пойдет наперекосяк, и мы отступимся. Что, скажешь, неправда?

— У меня лапа болит, — проворчал большой пес. — Я бегать как следует не могу. Но даже если бы не лапа… Все равно дела идут хуже и хуже. Примерно как… как…

— Как что, Рауф? — спросил Надоеда, поудобнее устраиваясь на камнях, чтобы не сводило затекшие мышцы.

— Я хотел сказать, что чувствую себя как в водяном баке у белых халатов. Иногда мне кажется, будто я снова тону. И деваться некуда, в точности как тогда. Есть-то нам надо, так ведь? Боюсь только, скоро настанет день, когда я совсем никого убить не смогу.

Надоеда ничего не ответил. Некоторое время они лежали молча, слушая, как ветер снаружи гоняет по склону серые полотнища дождя.

— Я все вспоминаю прошлую ночь, Рауф, — сказал наконец фокстерьер. — Что все-таки случилось? Те люди были испуганы… очень испуганы! Ты тоже почуял?

— А то как же! Но я вот о чем думаю, Надоеда… Если ты способен проделывать такое с людьми и другими собаками, может, нам и нет нужды охотиться на овец? Почему бы просто снова не пойти туда и…

— Говорю тебе, Рауф, я не знаю, каким образом мне это удалось. И потом, там произошло… что-то не то. Чего они испугались? Я не знаю, что такого я сделал, но одно я знаю точно — они нас ненавидели! Им очень хотелось убить нас, но они побоялись, и вот этого я никак не могу понять. Нет, Рауф, второй раз туда я ни за что не пойду. Вдруг они не испугаются? И что тогда будет? А кроме того… Ох, Рауф, ты даже не представляешь, каково это, когда человек падает мертвым и причина его смерти — именно ты. — Надоеда помолчал. — Если бы я не убил своего хозяина, мы с ним сейчас сидели бы дома, возле огня, вместо того чтобы… Рауф, Рауф!.. Как же мне иногда хочется сотворить с самим собой то же, что я делаю с другими! Наверное, это все она — Энни Моссити. Я думаю, это она довела меня до этого. Она всегда меня ненавидела.

— Как я погляжу, — сказал Рауф, — лучше уж вообще не иметь хозяина. Вот бы эту, как ее там, Энни, — вот бы ее сюда! Честное слово, я ее съел бы за все, что она тебе причинила. Ненавижу людей! Лютой ненавистью!

— А мне порой кажется, что на самом деле они знают не больше, чем мы. Вдруг у них тоже несчастья случаются?

— Брось, Надоеда, не глупи.

— Мне глупить необязательно, я и так дурачок. Но они почему-то почти никогда не выглядят счастливыми, как, например, маленький щенок или зяблик на ветке. Может, они понимают то, что делают, ничуть не больше нашего? А может, они причиняют зло не только нам, зверям, но и друг дружке?