«Огонь Архангела» никогда не предназначался для смертных. Слишком уж велика была его разрушительная сила. Во время охоты за этой тайной многие погибли. А некоторых убил сам огонь.
Я дал слово Тому, что никогда больше не стану его делать. И пообещал то же самое себе. Но теперь передо мной стоял выбор. Я мог оставить Тома в лапах Мельхиора. Я мог убить людей Мельхиора, пытаясь проникнуть в дом. Или же я мог нарушить своё обещание.
Что ж, я быстро принял решение.
Изготовить «Огонь Архангела»? Это не так-то легко. В тот первый раз, когда я сделал его, я перечитывал рецепт снова и снова, пока он не отпечатался у меня в памяти. Но с тех пор минуло несколько месяцев, и я больше не думал о нём. Я не был уверен, что смогу вспомнить теперь.
Я закрыл глаза, представляя себе секретную лабораторию, аппаратуру, рецепт рядом со мной. Запах пергамента. Чернила. Ровный почерк моего учителя.
Вот оно.
О нет. Давай же, Кристофер. Пожалуйста. Ты столько раз его читал!
Нет. Не настолько долго – я был уверен. Полчаса. Перемешивать полчаса. Верно? Я не мог вспомнить. У меня свело живот. Сердце колотилось. Внутренности свернулись в тугой комок. Мне стало трудно дышать.
Я не могу вспомнить! Что делать?! О мастер Бенедикт, что мне делать?
И он ответил.
Я видел его лицо и добрый взгляд.
«Успокойся, Кристофер, – сказал учитель. – Ответ спрятан в твоей памяти. Как его там найти?»
Это было просто.
«Надо уйти с дороги, – сказал я. – И позволить разуму самому отыскать его для меня».
«Каким же образом ты это сделаешь?»
«Переключусь. Займусь чем-нибудь ещё. Буду решать другую задачу».
«И хочу заметить, мой мальчик, задач у тебя сейчас немало».
Я задумался. Мне нужно было сделать сладкий сироп из оливкового масла и глёта. Ладно. Возможно, сперва стоит заняться именно этим? Я подготовил оборудование и взял с полок ингредиенты. Разум бунтовал, пытаясь заставить меня думать о рецепте «Огня Архангела».
«Кристофер…»
«Простите, учитель».
Я вернулся к работе. У меня оставалось не так уж много оливкового масла: Том постоянно использовал его для готовки. Зато было предостаточно глёта – красновато-оранжевого порошка. Я смешал их, нагрел и капнул вязкой жидкостью на тарелку. Капля за каплей ударялись по металлической поверхности. И возникли слова, словно эхо этих ударов. Четверть. Часа.
Я вскочил. Табурет, опрокинувшись, упал на пол.
Я стиснул ладони и прижал руки ко лбу.
«Спасибо вам, учитель».
Я открыл дверь в лавку. За окнами стояла темень – уже наступила ночь. Салли, свернувшаяся калачиком в кресле у камина, оторвала взгляд от книги. На столе лежали четыре фейерверка, каждый с торчащим пушечным фитилём на три дюйма длиннее предыдущего. И все четыре были прикреплены к «пусковым установкам» – деревянным палкам.
Я обозрел их.
– Они прекрасны.
Довольная Салли улыбнулась. Но улыбка померкла, когда Салли увидела вещицу, которую я держал в руке.
– Это оно и есть?
«Оно» выглядело как небольшой цилиндр из промасленного пергамента длиной три дюйма и толщиной в дюйм. С одного конца тоже свисал кусок фитиля.
– Поверь мне, – сказал я. – Этого более чем достаточно.
– Оно похоже на свечу.
– Но это вовсе не свеча.
Скоро Салли сама всё увидит.
Глава 30
Ждать – нелёгкое дело.
Мы с Салли притаились в узком тёмном проулке, соединявшем улицу Тома с переулком за его домом.
Салли прижимала к груди четыре фейерверка. Я держал «Огонь Архангела»; промасленный пергамент прилипал к пальцам. У каждого из нас был небольшой фонарь с колпачком, но ни я, ни Салли пока их не зажгли.
В шести домах от нас Кривозуб стоял, привалившись к входной двери пекарни. Его напарник шагал взад-впёред по задней улочке, тихо насвистывая, чтобы прогнать скуку. Мы сидели на корточках за углом. Я страшно нервничал, но усилием воли заставил себя не шевелиться. Нас не должны были заметить.