Чума

По счастью, оба владетеля — и Боняк, и Живчик — воевать не горели. Не кидались с саблями на всякий крик «наших бьют», пытались найти виноватых. Ежели свои — наказывали нещадно. Что вызывало ярую злобу в окружениях попавших под «воздаяние» удальцов. В духе: «Боняк — слил!», или: «Живчик — продался!».

Поток всяких непоняток быстро мелел. На той стороне сидел Алу, отсюда появлялся Николай, строя нашу торговую сеть. Они были хорошо знакомы по пребыванию годами в моей свите, они верили мне и, потому — друг другу. А им доверяли оба владетеля этих мест.

Ни Боняк, ни Живчик от меня не зависели. Но хан Боняк любил своего младшенького, а Живчик дружески относился ко мне и побаивался Боголюбского.

Так, на чисто человеческих, «душевных» отношениях построились отношения «межгосударственные».

Правители — люди. И действия их определяются суждениями человеческими. Вовсе не компьютерный «поиск экстремума гладкой функции симплекс-методом».

«Мирность границы» многое меняла. Чтобы уловить возникающие возможности нужно было думать. Чуть скорее остальных. Сидеть достаточно высоко. Обладать кое-какими ресурсами. Иметь склонность к авантюрам.

У Скородума были эти свойства.

В начале осени прошлого года, в очередной визит Софрона в Пронск, Скородум, оставшись в общем пиру на минуточку с ним с глазу на глаз, вдруг похвастал:

— Жениться надумал.

Софрон, несколько уже «принявший на грудь», не нашёлся что ответить, кроме умно-стандартного:

— Эт хорошо. Жизнь семейная господом благословляемая, «и станут муж и жена одно». Совет вам, да любовь, да детишек по-более. Невеста-то хороша?

— Хороша. Сто тыщ пудов жита возьмёшь?

Софрон аж подавился. Посмотрел с испугом на тоже выпившего «жениха», вспомнил его… репутацию. Но, будучи купцом-профессионалом, ответил автоматом:

— И почём же?

— Да как у всех — две векшицы. Вывоз твой.

— А брать где?

— А у Погорелого леса.

«Погорелый лес» — урочище по левому берегу Прони ниже Пронска вёрст за полста. Эта речка, Проня, течёт к Пронску с запада, после городка поворачивает к югу, делает петлю и, повернув на север, устремляется к Оке. В этой петле и есть «Погорелый лес».

Софрон решил, что Скородум над ним потешается:

— Опять шутки шутишь, боярин? Там же нет ничего. Даже лес — и тот погорелый.

— Ага. Нет. Будет. За невестой дают приданое. Тыщу десятин тамошней земли.

Фуфло. Обман. Шутник шутки шутит. Глупые. За русской невестой в эту эпоху не дают земель. Обычно…

* * *

Предыстория такова: в 1146 году князь Андрей, ещё не Боголюбский, со старшим братом Ростиславом (Торцом) выбили из Рязани тогдашнего князя Ростислава, папу Глеба (Калауза). Битый князь бежал в степь к половцам. Потом вернулся и выгнал суздальцев из города. Не угомонился и через несколько лет был снова бит. В 1153 году Юрий Долгорукий поставил Андрея в Рязань князем.

Это уже не набег, предполагалось укоренение. Боголюбский, пользуясь правом князя, давал боярство и вотчины пришедшим с ним людям. Но через год Калауз с папочкой снова привели половцев к Рязани. Так, что Андрей «бежал из города в одном сапоге».

Возникла м-м-м… коллизия. На «Святой Руси» в эту эпоху — из важнейших.

Князья — русские. А бояре — разные. Есть княжеские. Типа: Гордята, боярин князя Как-его-там-славича. Есть местные. Типа: Ушата, боярин мухозасиженский. Князья с удела на удел переходят, а местные бояре, в отличие от дружины, остаются. Князь княжеством правит. Но не владеет.

Сейчас ситуация меняется — «феодальная раздробленность». «Святая Русь» кусками, по-разному, становится набором аллодов — наследственных владений «ветвей рода Рюрика» Но и в этих «ветвистых кусках» князья продолжают «со стола на стол перескакивать».

Калауз не мог забрать вотчины у бояр Боголюбского.

Нет, мог, конечно. По основаниям: измена, воровство. Конкретно по именам, с доказательствами. Мог «восстановить справедливость» там, где прежний хозяин владения требует возврата. Но просто сказать: Боголюбский дал шапку и землю — пшёл вон — нельзя. Все местные бояре, предки которых разными князьями в разное время произведены в это сословие, взволнуются. Их же и самих можно также. Если князь не будет соблюдать преемственность, подтверждать решения своих предшественников в этой части, то… то не лучше ли Боголюбского назад звать? Он, конечно, головы рубит. Но — за дело. А не чохом по происхождению.

Поставленных Боголюбским бояр со службы выперли, но вотчины оставили. Семейства эти беднели без «княжьей милости» и «служебного приварка», но оставались на земле.

В год пока Боголюбский был Рязанским князем, один из его слуг получил шапку и землю и женился на местной. Прошло 13 лет, выросла дочка. Надо замуж выдавать, а приданого — «только с чем в баню сходить».

Жили они это время в усадьбе возле Оки. И хранили грамоту князя Андрея «о даровании боярской чести» и наделении землёй. Вот этой тысячей десятин у «Погорелого леса» на Проне.