Уходя от Рязани после «восстановления законной власти», половцы, по обычаю своему, ухватили «что под руку попало». Например, две деревушки в этом урочище. Больше там насельников не было, земля лежала пустая. «Маломочный» владетель заселить её не мог.
Глава 541
Вотчины, как и лены в Европе, не делятся — экономическая основа феодального ополчения. Получить в приданое кусок вотчины боярышня не может, только шмотками. Но есть подробность: пятая часть феодальных семей в эту эпоху на Руси и в Европе не имеет наследников мужского пола.
Баба дружину в бой не поведёт, поэтому и быть владетелем не может. А кто может? Для Европы это одна из причин постоянных междоусобиц. Про конфликт Льва и Медведя в Саксонии — я уже… Оба — наследники Билунгов по женской линии.
В «Святой Руси» проблема решается мирно. Разными путями.
Вотчина есть собственность не одного человека, а рода. Глава помер? — Новым главой станет его брат. Или сын. Или племянник. «Лествица». Много мужчин, кровных родственников, живущих в общем хозяйстве, одним домом, должны помереть, прежде чем хозяйство останется «женским». Т. е. безхозным.
Такое случается и законодательством предусмотрено. В «Уставной грамоте» Ростика указано, что князь не имеет права забрать такую «задницу» (наследство), а обязан выдать девок-сирот замуж. Это отличие боярышень, девки-сироты в других сословиях «задницу» не наследуют, отходит владетелю.
Князь награждает, таким образом, своего человека не только шапкой и землёй, но и женой. Название рода меняется, но моб. возможности не снижаются, новым владетелем и «ком. взвода» становится зять.
В 12 в. зятья включаются (минимум дважды) в общий порядок общерусского княжеского наследования, обгоняя, по воле Великого Князя, даже и родных его братьев.
Вариант «зять-наследник» и проворачивает Скородум. Невеста — единственный ребёнок в обезлюдевшей семье с нищей вотчиной. Часть владения получает сразу в качестве приданого. Остальное — по смерти тестя.
Скородум всё это изложил Софрону. Оглядел горделиво:
— Во какую я хитрость удумал!
Пивком горло промочил. Отфыркнулся.
А Софрон молчит. Думу думает.
— Ага. Ну. А князь как?
— Ещё не знает. Но ему-то с чего поперёк вставать? Я-ж его, муромский. А не тесть — нищий, болящий, суздальский.
Ну… учитывая репутацию Скородума и его невеликие успехи в деле повышения обороноспособности Пронска…
— Отец Елизарий уже благословение дал и день венчания назначил.
— Ну ежели так… тады конечно… А причём здесь сто тыщ жита?
— Как причём?! С этой тыщи десятин я стока хлеба возьму!
— Э-эх, боярин, с десятин хлеба не насыпется. Их сперва пахать надо. Сеять-боронить, жать-молотить. А у тя смердов нет.
«Чужих имений мне ль не знать?!».
Софрон — местный. Всю жизнь в прасолах. «Всё врут календари» — ему без разницы, он и сам знает, чего у кого сколько. И в десятинах, и в душах.
— А вот и есть! Батюшка мой с Бряхимова ещё расхворался. Нынче и вовсе чуть ходит. Отписывал, чтобы я домой ехал, вотчинку нашу под себя брал. А он, де, только молиться ноне годен. Постриг принять собирается.
— Да уж… годы идут, старем-слабеем, о боге думать надобно… Только вотчина твоя тама, под Муромом. А тута — пустой «Погорелый лес».
— Во! И я про то! В вотчине поболе ста семейств смердячих. На пустых песках бьются. Каждый год лебеду лопают. А тута…! Раздолье! Чернозём! Хоть на хлеб намазывай. Переведу смердов в тот «Погорелый лес». Сам-тридцать! По полтыщи пудов с десятины!
— Ты эта… не ори так. Руками-то не маши. Пятьсот тысяч пудов… А мне предлагаешь сто. И что ж так? Остальное-то куда?
Скородум смутился, заметался глазами, ухватив кружку, начал, было, хлебать жадно, да поперхнулся. Под неотрывным, внимательным взглядом Софрона суетливо утёр ладонью усы и бородку.
— Ну… вы робята хваткие… да… вам палец в рот не клади — руку по локоть отхватите. А что, нет?
— Бывало с иными. Врать не надо.
— А я не вру! Не вру я! А… сумлеваюсь. Мало ли как оно… Да и не поднять тыщу десятин за раз. Пахарь пашет пол-десятины за день. А всего-то четыре-пять дней, не более.
— Эт ты верно думаешь. Эдак тебя не Скородумом, а «Вернодумом» звать надо.
— А то! Я ж не пальцем сделанный…!
— Мда… Две десятины на круг… ежели худого чего не… Пахота, да сев, да бороньба… а земелька тута сохнет быстро, бегом надо… лесовики твои к такому непривычные… опять же — целина… по дернине степной — вовсе не по пескам пустым… а плугов у твоих нету — сохи да рала… им и обустроиться надо… помрут людишки… а кто сбежит…
Польщённый только что «вернодумом» боярин, раздражённо вскинулся:
— Ты не юли, купчина, ты прямо ответствуй: возьмёшь ли?
— Возьму. По полторы. Снопами без обмолота.
— Чёрт с тобой! Давай тыщу гривен. Вперёд.
Хлеб покупают трижды. В смысле: в три разных момента времени заключают сделку.
«По факту»: намолоченное зерно на торгу в мешках или в яме.
«На корню»: летом, глядя на поднявшиеся всходы и площадь поля.
Или вот так, «вперёд» — под имеющуюся землю и намерение. Иначе называют: кредит под будущий урожай.