Чума

Тема… болезненная. Вечно. Со «сна фараона» и Иосифа Прекрасного: семь тучных коров и семь тощих. После той библейской хохмочки всё население страны, кроме жрецов, стало рабами. Так то Египет, разливы Нила по расписанию со световой индикацией Сириусом, ирригация. Что уж говорить про нашу «зону рискового земледелия». Крестьянство постоянно, из-за длительности сельскохозяйственного цикла, из-за скачков урожайности, вынуждено брать кредиты. И постоянно оказывается не в состоянии их вернуть. Это один из основных путей формирования крепостного крестьянства на Руси и второй волны закрепощения в Германии.

В новгородских документах этой эпохи есть завещание купца с перечислением 11 деревень, которые ему долг выплачивают. Т. е. «крепостные» («закупы») появляются и у купцов. Другое дело, что за спиной ростовщика должен быть отряд вооружённых «коллекторов». У бояр — дружины. Что поддерживается княжеской властью. Купцам, в этой части, сложнее.

* * *

Скородум — умом остёр. Но — боярин. Софрон — медленнее. Но — купец. Он таких разговоров в год сотню разговаривает.

Ситуация мне знакома по собственному опыту попандопулы: как не шевели извилинами, а всех мелочей не просечёшь, нужны наработки конкретно вот в этом деле.

— Значит, жито. А чего не пашеницу?

— Семян нету.

— А мы дадим.

— Не надо. Возьмёте дорого.

— Твои сохами земельку не взметнут. Так только, почесуха поверху. Плуги надобны.

— Ни чё. Мы раненько по мокренькому. «Сеешь в грязь — будешь князь».

— Лады. Но зерно должно быть полновесное. Чтоб тыща зёрен на десять золотников тянуло. Коли нет — в полцены.

— По рукам.

Софрон несколько… поймал неука.

Такое — уровень сорта ржи «Свитанок»:

«Период вегетации — 120–130 дней. Длина колоса — 8-10 см. Высота растения — 1,2–1,6 м. Зерно крупное, масса 1000 штук — 40 г.».

Таких сортов здесь нет. Золотник — 4.26 г. Набрать тысячу зёрен на 10 золотников можно. Посади баб, пусть песни поют, да перебирают. Но «в среднем» — не получится. От этого одного «по рукам» урожай подешевел вдвое.

Собеседники, окончательно протрезвев, перебрались в факторию, где продолжили рядиться. Процедура заняла четыре часа. Софрон, всю жизнь торговавший хлебом, наглядевшийся на разное, последовательно уточнял условия:

— А когда дашь знать? Ну, что жатва пошла.

— Как пойдёт — так и скажу.

— Не, негоже. Под твой хлеб надо сотню учанов в Проню затянуть. Аж от Стрелки. Такое быстро не сделается.

Проня — речка мелкая, узкая, извилистая. Расшивой здесь не пройти. В РИ на Проне, как и на соседней Мокше, строили в 19 в. невеликие дощаники, ими сплавляли хлеб до Оки. Там перегружали на барки, которые везли или вверх, к Москве, или вокруг, к Рыбинску и в Питер.

— Да как я тебе скажу «когда»?! Как зерно в колосе нальётся. Про то только господь бог знает.

— Да уж… одной только милостью господа бога и живём… От Стрелки до устья Прони шестьсот вёрст. Да здесь сотня. Как не крути, а тащить учаны четыре седьмицы, не менее.

— Как тащить — твоя забота. Хоть нынче выходи.

— Само собой, моя. А вот когда… День простоя учана — гривна. Так?

Софрон, как и Николай, вполне уловили мою манеру составлять «американские» договора. В которых прописываются все представимые ситуации. Считают особым шиком, показателем профессионализма. Что я начал подобное практиковать не понимая местного «по обычаю» — не рассказываю.

Софрон предлагал семенное зерно, скот, плуги, серпы… Боярин, учуяв, что его «объегоривают» ушёл «в отказ» — только серебром. А под что? Земля — вотчинная, не отчуждаемая, смерды — не холопы, даже не крепостные. Пушкин для своей свадьбы заложил две сотни крестьян — здесь подобное не пройдёт. Цацки-висюльки? У молодого городового боярина из Пронска?

— Конь? Три коня? Красная цена — пять. В заклад — не более двух. Шапка боярская? Молью трачена? В полугривну. Не маши на меня. Не любо — не слушай. Ищи другого дурня для беседы.

Четыре часа тяжёлых переговоров, отказ в кредите, взаимная неприязнь… и составленный договор.

Боярин пару раз порывался послать купца. Но такой объём — только Софрон. Связываться с другими… можно. Нужно иметь хранилища, крытый ток. И таких денег не взять: вывалив объём на Рязанский рынок, он сразу собьёт цены.

— Та-ак. Забавно. А почему я не знаю?

— А не об чём ещё. То ли будет, то ли так только, разговоры. У нас каждый год знашь сколь таких пустых рядений бывает!

— Что-то там делается?

— Ага. С осени боярин погнал артель. Лес таскали, землянки строили. Он же — городовой. Вот и сунул городовых мастеров поселение себе мастырить. В марте перетащил туда смердов с-под Мурома. С приключениями. Отец его дорогой помре. В Ижеславле, что в устье Прони, похоронили. Вроде, сеять собираются. Но что, как — не скажу.

— Ну что сказать? Молодец! А ещё плачешься: не смогу, не осилю… Большая выгода может получиться. Парня этого, Скородума, до исподнего не раздевай. Знаю я вас, искусников. Дай ему… сотен пять-шесть. Громко дай. Чтобы и другие про то узнали.

Здешние рынки очень… «трестнутые». От «трест». Все друг с другом имеют взаимоотношения. Часто — не формализованные.