Не макарон, нет. Овсянки. Но тоже неплохо…
Сразу после завтрака Разумовский сходил к Чудинову, подписал договор, а потом вызвал такси.
И только уже в салоне автомобиля, везущего нас обратно в Москву, я вдруг заметила, как босс плохо выглядит.
Бледный, под глазами тени…
Вот тут меня и накрыло стыдом по-настоящему. Леся, это не он чудовище, а ты!
— Как вы… то есть, как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — ответил Разумовский спокойно.
— Врёте, — пробурчала я, и он посмотрел на меня с укоризной. — Прости. Врёшь.
— Вру, — подтвердил босс. — Причём безбожно. Но что толку в правде в моём случае, Лесь? Приеду, поем нормально, высплюсь, и всё будет хорошо.
— Может, врача?..
— Посмотрим, — Влад улыбнулся, притянул меня к себе и чмокнул в макушку. Как маленькую. — Ты только не волнуйся, ладно? Я справлюсь.
Я не могла не волноваться. Теперь уже не могла…
— Я попробую…
А ведь ты тоже безбожно врёшь, Леся.
Даже пробовать не будешь… Невозможно это для тебя. Сходить с ума от беспокойства по тем, кого любишь — в твоём характере.
— Вы… ты только водку больше не пей.
— Не буду, — он фыркнул. — Обещаю.
— Опять врёшь?
— Теперь нет. Но понимаешь… кроме водки существует множество других напитков с таким же градусом. Коньяк, например…
Я надулась.
— Тролль…
Разумовский засмеялся и даже стал чуть лучше выглядеть.
— Смешная ты, Леся.
Ох, лучше бы он этого не говорил…
Смешной быть хорошо, пока речь не заходит о любви. А разве можно любить того, над кем постоянно ржёшь?
Вот я тоже думаю, что нет…
Приехав домой, я ещё какое-то время держалась. Сварила суп, убрала квартиру, помыла посуду, поела и попила чай вместе с родителями. Рассказала им про командировку, опустив, конечно, все интимности. Зато в красках расписала парк дома отдыха и макароны Чудинова.
Мама с папой смеялись. Я очень люблю, когда они смеются.
Смех — это хорошо. Это гораздо лучше, чем слёзы.
Эти самые слёзы потоком текли из моих глаз, когда я вновь закрылась после полуночи в ванной и включила воду.
Зачем ты пришла к нему в комнату, Леся? Зачем осталось на ночь? Почему позволила взять себя утром?
Как теперь работать? Как жить?
Плохо быть игрушкой, Леся. Дети вырастают и забывают про свои игрушки.
Это только вопрос времени…
В понедельник я со страхом ждала приезда Разумовского. Нет, я не опоздала, пришла вовремя, но трясло меня знатно. Всё валилось из рук и падало на пол, разлетаясь в разные стороны или вовсе разбиваясь, как одна из чашек с кофе. В кои-то веки решила сварить себе, чтобы выпить и успокоиться. Наивная. Уронила, разбила и расстроилась ещё больше.
Ровно в девять зазвонил стационарный телефон. Надо же, босса до сих пор нет…
— Алло.
— Леся, это я.
Я застыла в кресле, как кролик перед удавом.
— Леся, ты слышишь меня?
— Да-да, слышу…
— Меня сегодня не будет. И завтра, скорее всего, тоже, — Разумовский говорил бодро, но мне почему-то казалось — он нарочно… — Я тебе на почту кину попозже список дел. Там немного, когда всё сделаешь, иди домой, не засиживайся. Если будут звонить и спрашивать, говори, что генеральный на больничном и проси перезвонить в среду. Хорошо?
— Чего же тут хорошего… — пробормотала я и тут же смутилась. — Простите. Хорошо, конечно. А… — я запнулась. — Что с вами? Это серьёзно?
Он засмеялся.
— Разумеется, серьёзно, Лесь. Я выжат, как лимон. И кто меня вчера выжал, не знаешь?
Я молчала, мучительно краснея, а Влад продолжал смеяться.
Чудовище.
— Я не специально… — почти прошептала я в трубку.
— Да-а-а? Не верю. Ты коварная соблазнительница и вообще растлительница малолетних.
— Вы не малолетний! — возмутилась я.
— Точно. Совсем забыл. Я уже большой мальчик. Да, Лесь?
Тролль!
— Большой, — согласилась я и мстительно добавила: — И твёрдый.
Я в этот момент почти как наяву представила его блестящие от лукавства глаза. И тоже улыбнулась.
— Тебе понравилось, Лесь? Скажи мне, что тебе понравилось.
Я фыркнула.
— Нет, я ошиблась, никакой вы не большой. Маленький, очень маленький мальчик!
Господи, Леся, как ты разговариваешь с генеральным директором?!
— Ах, вот оно что, — протянул Разумовский. — Форменное безобразие. Во-первых, как вернусь, первым делом покажу тебе своего маленького мальчика.
Ну вот, нарвалась…
— А во-вторых… Леся, может, ты перестанешь называть меня на «вы»?
Ага. А ещё мне надо начать спать на голове и есть лягушек.
Я молчала, и Влад прорычал в трубку:
— Леся. Я сейчас плюну на больничный, приеду и отшлепаю тебя!
— Не надо приезжать! — я аж подпрыгнула. — Болейте спокойно! То есть, выздоравливайте…
— Леся!
— Ой. Ну хорошо, хорошо… Выздоравливай. Влад.
Он хмыкнул.
— Ещё раз, и понежнее.
— Понежнее — это как? Владик?
Босс расхохотался уже в голос.
— Ну и кто из нас тролль, Леся?
— Вы, конечно. То есть — ты, конечно. Я у тебя научилась. А до этого я была милой скромной девочкой. Это вы… ты меня плохому научил.
— О да, Леся, — выдохнул он в трубку, и я тут же начала заливаться краской, — я тебя ещё не раз поучу… плохому. Из меня вышел прекрасный преподаватель плохого, ты согласна?
Я смущённо поёрзала в кресле, закусила губу, но всё же ответила:
— Согласна.