Чудаки и зануды

Трясогузка ничего не понимала. Солнечный зайчик проник сквозь окно и играл в волосах Исака. Мне вдруг захотелось взять его за плечи и повернуть к себе. Но тут он сам обернулся и глянул мне прямо в глаза. Я отвела взгляд.

— Ступайте отсюда, — устало сказала Трясогузка и махнула рукой. — Я хочу поговорить с Симоном наедине.

Все ушли. Исак тоже. Катти, прежде чем уйти, дружески хлопнула меня по спине и тихонько шепнула:

— До шкорого, милый.

Мы с Трясогузкой остались вдвоем.

— Садись, — сказала она.

Я села на пол прямо перед нею.

Учительница смотрела на меня большими грустными глазами. Так мы и сидели, ни слова не говоря. Меловая пыль оседала на нас обоих. Казалось, время остановилось. Трясогузка молчала, а я не знала, что сказать. Онемела под взглядом этих глаз, похожих на грустные прожекторы. Это было непереносимо. Молчание все длилось.

— Ты ведь понимаешь, мне придется вызвать твоих родителей, — сказала наконец учительница. — Магистр Дува рассказал мне вчера, что ты учинил в женской раздевалке. Ужасно! А еще списывал! За считанные дни ты натворил столько, сколько у нас прежде за год не случалось. Охо-хо!

Наконец она меня отпустила.

Но пообещала зайти к нам домой поговорить с мамой. Круг сжимался.

Охо-хо!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, в которой Трясогузка встречает жалобщика, маме наносит визит фальшивая натурщица, Ингве начинает кое-что понимать и разражается гроза

Трясогузка заявилась ровно в четыре.

В светлом плаще с меховым воротником, с цветастым зонтиком в руках она едва тащилась вверх по пригорку, то и дело поглядывая на небо, где собирались жуткие черные тучи, похожие на толстых дядек на похоронах.

Я пряталась в можжевельнике и заметила ее издалека. Я давно ее поджидала, даже ноги замерзли. Надо непременно подслушать, что они с мамой будут говорить, а может, придется и вмешаться.

Трясогузка нерешительно остановилась у нашей калитки, оглянулась на развалюху, у которой Ингве припарковал свой помятый «фиат».

Сквозь брешь в изгороди она заметила Аксельссона. Он как раз прилаживал крышу на один из оскальпированных ульев.

— Извините, — окликнула учительница.

— Чего вам? — отозвался Аксельссон, прекратив колотить молотком.

— Простите, не здесь ли живет семья Кролл?

— Вы что, из больницы? — не без задней мысли поинтересовался старикашка.

— Из какой еще больницы? — удивилась учительница.

— Может, вы пришли забрать того полоумного старикана?

— Какого старикана?

— Да того, что объявился здесь пару дней назад. Знаете, во что он вырядился? В черные дамские сапоги и в кальсоны! Стоял и барабанил им в дверь — это в шесть-то утра! Всех перебудил. — Аксельссон все больше распалялся. — А по ночам на контрабасе играет!

— Сожалею, но я пришла по другому делу, — пробормотала Трясогузка и плотнее закуталась в белый плащ, действительно напоминавший медицинский халат. Она решительно тряхнула зонтиком, словно это был огромный градусник.

— Или вы из страховой компании? — не унимался Аксельссон, словно это была какая-то викторина. Грязными ручищами он вцепился в белый плащ Трясогузки.

— Я, собственно, собиралась… — пролепетала бедняжка.

— Вы, видно, собирались взглянуть, что он тут натворил?

— Старик? — покорно уточнила Трясогузка.

— Да нет, другой, в шляпе. Ну, который живет с дочерью этого старикашки.

— А он-то что натворил? — забеспокоилась Трясогузка.

— Что натворил? — взорвался Аксельссон. — Да он на своем дурацком автомобиле изволил играть в войну в моем саду! Вломился прямиком сквозь изгородь, покружил туда-сюда по газону, посбивал ульи — словно танк какой! Но он у меня еще поплатится!

Аксельссон попытался было затащить Трясогузку к себе в сад, чтобы она своими глазами увидела причиненные разрушения.

— Мне очень жаль, — пробормотала учительница, вцепившись в сломанные ветки изгороди, — но я не из страховой компании.

Аксельссон нахмурился, но вдруг лицо его просияло.

— Так вы из-за мальчишки! — заорал он.

Трясогузка кивнула, удивленная проницательностью собеседника. Я почувствовала, как у меня коченеют ноги.

— Решились-таки упечь его в кутузку! — возликовал Аксельссон. — Туда ему и дорога! Нечего сумки у старушек вырывать! Я своими глазами видел. Да по ним по всем тюрьма плачет, помяните мое слово. Не соседи, а чистый сумасшедший дом, вот что я вам скажу.

— Вырывает сумки? — простонала учительница.

— Вот именно, вырывает сумки, — Аксельссон наслаждался произведенным эффектом. — Он наверняка был пьян, оттого и на ногах не держался. Вот чему их нынче в школе учат. Заедет такой каратист по башке, и дух вон. Верно я говорю, дамочка?

Весьма рослая «дамочка» покачала внушительных размеров головкой и сделала пару шагов назад крошечными ножищами. Намеки на школу явно пришлись ей не по вкусу.

— Мне пора, — решительно сказала она. — Спасибо, что ввели меня в курс дела.