Чудаки и зануды

И это была правда. Я понимала, что Ингве огорчится. Он-то, поди, ожидал, что я брошусь ему на шею от радости. А еще больше я расстроилась оттого, что не могла радоваться. Ингве-то хотел как лучше. Он и словом не обмолвился о том, что по моей вине врезался в соседские ульи и помял свой драгоценный автомобиль. Купил мне щенка, хоть и недолюбливает собак. Старался, как мог. Я злилась на себя, но ничего не могла поделать.

— Что ты сказала? — переспросил Ингве.

— Мне очень жаль.

Он не понял. И никогда не поймет. Ингве смущенно улыбнулся и поглядел на маму. Дедушка сочувственно подмигнул мне: хоть он-то меня понимал! В нем я не сомневалась.

Тут щенок выполз из своего укрытия, покатился вперед на разъезжающихся лапах и остановился, втягивая носом воздух. Ни одного родного запаха. Все вокруг незнакомое, опасное. Он снова пустился в путь, поскользнулся на скомканных маминых бумагах, задел пузырек с тушью, тот закачался, разбрызгивая черные капли, но все-таки устоял. Мама ухватила щенка за шкирку и посадила на колени. Малыш прижался головой к маминой груди и затих, а мама медленно гладила его по складчатой шкурке, в конце концов он успокоился и даже весело тявкнул.

Вот бы и мне свернуться калачиком и лежать у мамы на коленях, вдыхая запах духов и табака, и пусть бы она гладила меня по голове, а я бы рассказывала, какая невозможная у меня жизнь, и мало-помалу все бы успокоилось и прояснилось. Ну почему все не так? Почему все не так, как хочется?

Я подошла к маме, присела на корточки и тоже обняла щенка. А он принялся мусолить мой палец — видно, принял его за сосок.

— Очень жаль, собачка, но я не могу тебя взять, — прошептала я. — Понимаешь, я должна дождаться свою собаку. А ты, наверное, уже соскучился по маме.

— Неужели ты не понимаешь, — сказал Ингве. — Килрой не вернется. Он пропал. Я звонил в полицию, дал объявление в газеты. Его нигде нет. На самом деле. Чем плох этот щенок? Смотри, какой милый.

— Ничем он не плох, — отвечала я, поглаживая щенка по бархатному носу. — Он очень славный. Только он не Килрой. Я знаю, что Килрой жив. Я видела его.

— Где? — оживилась мама.

— На Хёторгет.

— Наверняка это был другой пес, — сказал Ингве. — Пусть теперь у тебя живет этот. Не зря же я его купил.

— Нет, — отрезала я, не поддаваясь на увещевания Ингве.

Мама встала. Одной рукой она держала щенка, другой обняла Ингве.

— Пойдем, милый, надо отвезти малыша хозяевам, — мягко сказала она. — Оставим этих упрямцев и прокатимся вдвоем в автомобиле.

— Придется взять такси, — проворчал Ингве.

Наконец-то этот кошмарный день кончился. Наступила ночь. В дымке меж темных облаков тускло мерцали звезды. Мама с Ингве все не возвращались. Наверное, искали утешения друг у друга. Мама — потому что не знала, как нарисовать для журнала эту злосчастную Радость Жизни, а Ингве — потому что не смог утешить меня. Я не могла заснуть, хоть и знала, что скоро вставать.

Я поднялась к дедушке, в ту комнату, которую вообще-то отвели мне. Мы лежали рядом и смотрели в окно на небо. Дедушка специально развернул кровать к окну. В комнате было темно, мы подоткнули подушки повыше и парили в бескрайнем мировом пространстве, вечном безмолвии созвездий, планет и мрака. Огромная дедушкина ладонь лежала на моей.

— Почему все так происходит? Неужели конца этому не будет? — прошептала я.

Я рассказала ему обо всем, что стряслось с тех пор, как во мне поселился злой ветер. Как меня приняли за мальчишку и как чуть не замели за кражу сумки, про Трясогузку и Голубка, про Исака и про поцелуй Катти. Дедушка крякал и пыхтел от смеха, и я поневоле смеялась вместе с ним, хотя все было так запутанно и вовсе не смешно, даже грустно. То и дело дедушка утирал слезы простыней. У меня глаза тоже были на мокром месте. Под конец я уже перестала понимать, смеемся мы, или плачем, или все вместе.

— Вихрашка ты моя, — шептал дедушка, обнимая меня и чмокая в обе щеки.

— Неужели нельзя положить этому конец? — допытывалась я.

— Видно, это маленькие демоны с тобой шутки шутят, — сказал дедушка.

Так он говорил со мной в детстве, не поймешь — то ли шутит, то ли серьезно.

— Ты хочешь сказать, это от дьявола?

— Да нет, дурочка. Понимаешь, если действительно кто-то создал эту удивительную вселенную с солнцами и улитками, цветами и людьми, то явно не зануда. Скорее, божественный чудак, небесный чудик, гораздый на всякие выдумки, фантазии и причуды. И вот, случилось ему в спешке создать такое небесное царство, где все чисто и гладко, без сучка и задорины, где все по полочкам разложено раз и навсегда, от этакой чинности он быстро скис, и его потянуло на приключения. Вот он и создал маленьких озорных демонов, которые только и делают, что проказничают да ставят все на земле с ног на голову, чтобы нам, людям, веселее жилось у нас, внизу, и чтобы создателю было, о чем посудачить у себя на небесах.

Он шутил. Я понимала. И все же мне почему-то стало легче. Я покрепче прижалась к нему. Вскоре послышалось мягкое виолончельное похрапывание, а я лежала и думала, что дедушка и сам почти святой.

Уходя, я погладила его по щеке.