Чтобы все спаслись. Рай, ад и всеобщее спасение

Однако это еще не главное в моем рассуждении. Я хочу сказать нечто гораздо более радикальное – нечто, что уже слегка затрагивал выше, в Первом рассуждении. Я хочу сказать, что люди не могут быть спасены как личности иначе, как во всех других людях и вместе со всеми ними. Это утверждение может показаться слишком сильным, но я считаю его всего лишь признанием некоторых очевидных истин относительно хрупкости, обусловленности и неотступности всего, что делает нас теми, кто мы есть. Полагаю (или хотя бы надеюсь), никто из нас не способен согласиться с доводом Фомы (и других), что знание о мучениях про́клятых увеличит счастье блаженных на небесах (см. Summa Theologiae, дополнение к третьей части, вопрос 94), – даже если, как всегда с готовностью заметят особенно неудержимо ревностные из защитников Фомы, он имеет в виду лишь то, что святые будут получать удовольствие от контраста между их блаженством и тем проклятием, от которого они были милосердно избавлены, а не то, что блаженные будут находить садистское наслаждение в зрелище как таковом. Понятно, что это бессмысленное различение, поскольку способность находить удовольствие в том, чтобы видеть, как другой испытывает страдание, от которого ты сам огражден, и есть на самом деле садизм. Но к чему обсуждать это? Как бы ни уточняли этот довод, сегодня мало кто из нас станет его защищать. Нам попросту недостает невозмутимости средневекового итальянского аристократа, жившего в эпоху, когда пытки, тюрьма и бессудная казнь за незначительные проступки были неотъемлемой частью суровой реальности жизни. Сегодня наша более чувствительная совесть требует несколько более мягких формулировок. Однако оказывается, что это отнюдь не такое простое дело, как могло бы показаться. Многие из сегодняшних более умеренных инферналистов, в попытке дать эмоциональное объяснение представлению о небесах, навеки подвешенных над адской бездной, и о рае, в котором блаженство святых не умаляется страданиями отверженных, предлагают в итоге нечто не менее жуткое. Недавно я читал одного евангелического защитника традиционных инферналистских воззрений, который утверждает, что для спасенных будет в моральном отношении правильным перестать жалеть про́клятых по той простой причине, что подобная жалость бесполезна, – точно так же, как будет простительным отвести взгляд от ужасной автомобильной аварии, жертв которой ты не можешь спасти, и совершенно выбросить ее из головы. Едва ли нужно говорить, что это совет страдающего моральным слабоумием. Моя жалость к умирающей от рака девочке тоже, наверно, не сможет исцелить ее; но каким чудовищем я был бы, если бы перестал поэтому жалеть ее?