Чтобы сказать ему

– И мы не братья, – довершил её наблюдения Колин. – Просто друзья, хотя очень любим друг друга. Так что не надейтесь даже, женщина!

«Интересно, откуда развелось столько геев?» – удивилась Дора, но заметно расслабилась, а вслух сказала:

– Зря помылась, стало быть.

И больше они к этой теме не возвращались.

Дора давно так не смеялась, даже путешествуя с девочками в розовом автобусе. Там в воздухе витала некоторая нервозность, да и все прочие, с кем доводилось встречаться в дороге, вплоть до простецкого байкера Тони, склонялись к задушевным разговорам. И сейчас она с некоторой тоской ожидала рассказов о травмах и потерях, но вместо этого они травили анекдоты, вспоминали старые фильмы, глупо шутили, хохотали и даже немного потанцевали – им хватало ритма, который Колин и Люка по очереди отбивали на маленьком глиняном барабане. Спать отправились поздно, страшно усталые. В сарае при свете свечи парни приготовили постель и положили Дору посередине, она задула огонёк в изголовье, блаженно вытянулась между двух горячих тел и мгновенно вырубилась.

Проснулась в темноте, совершенно забыв, где она и с кем. Щека лежала на слегка пушистой широкой груди, а ногу она закинула на чьё-то голое бедро.

Вообще у Доры были принципы. Например, она никогда не связывалась с юношами возраста своего сына, раз и навсегда решив, что это отдаёт педофилией. Тем более у неё в запасе ещё есть пара лет – ему пока двадцать шесть, а ей нравились парни между двадцати восьмью и тридцатью, того чудесного периода в жизни мужчин, когда они считают себя опытными, много пережившими и слегка разочарованными, и при этом отчаянно молоды и очень, очень хороши в постели. Но сейчас, когда уверенная рука крепко взяла её за подбородок и приподняла лицо для поцелуя, она лишь успела подумать: «Надеюсь, они всё же постарше» – и расслышала бормотание: «Но я не говорил, что мы любим только друг друга», а дальше закрыла глаза и растворилась в ощущениях. Губы у них были ледяными, а руки горячими.

Второй раз Дора открыла глаза на рассвете. Она подготовилась к тому, что проснётся одна и, возможно, без части своих вещей. Колин и Люка освободились от многих нравственных ограничений, и она бы не удивилась, что честность не входит в число оставшихся добродетелей. Но они ещё дрыхли, да так крепко, что ей не составило труда выпутаться из-под их отяжелевших рук и ног. Дора тихонько собрала вещи, порадовавшись, что вчера парни устроили постель из своих спальников и тревожить их не пришлось. Даже подумала, не стянуть ли что-нибудь у них на прощание, но сдержалась. «Ладно, хорошо оттраханная леди в подарках не нуждается». Да и сомневалась, что они так уж глубоко спят, возможно, из своеобразной деликатности ей просто давали уйти, не испытав неизбежного утреннего смущения.

Напоследок, оглядев погасший костёр, достала из рюкзака сладкое позднее яблоко, которое нашла пару дней назад в заброшенном саду, и оставила на барабане. Уходя, улыбалась, представляя, что скажет Колин, прокусывая чуть сморщенную кожуру, свинья такая.

Кошачья улыбка жила в ней ещё несколько дней, но потом всё же замёрзла и погасла. Случилось то, чего Дора больше всего боялась, – она простудилась. Проснулась утром и поняла, что вся окоченела, а кости ломит больше, чем после обычной ночёвке на земле. Попыталась подвигаться, чтобы разогреться, но её только зазнобило и зашатало. В рюкзаке лежал аспирин, она проглотила пару таблеток, но почувствовала, что всерьёз это не поможет. Надо срочно найти место, в котором можно отлежаться, укрывшись от непогоды, свить гнездо, поискать еды, набрать воды – сделать множество вещей, сил на которые у неё не осталось. Доре оставалось только пойти вперёд по возможности быстро, вдруг получится набрести на убежище, или случится чудо и болезнь отступит.

Но чуда не происходило, ей становилось всё хуже, вечером она засыпала, не зная, сможет ли подняться с утра. Скоро дни и ночи слились в сплошные тягостные сумерки, она почти не помнила, как совершала те или иные действия, иногда обнаруживала себя идущей или скорченной на земле, но укутанной в спальник. Что-то жевала, запивала водой, приходила в себя оттого, что с голым задом сидит под кустом, и с трудом натягивала штаны.

Хуже того, её стали посещать кошмары, более похожее на видения – граница между бредом и явью стёрлась, Дора не всегда понимала, она потеряла сознание и упала или ещё идёт, видит реальный мир или галлюцинирует. Те, кого она встретила по дороге, стали возвращаться к ней, но все они были мертвы. Дора будто смотрела кино про себя и в то же время воспринимала и чувствовала каждую деталь: тепло, холод, запахи, звуки, камни под ногами и дождь на щеках.

Первой она видит Сиело, точнее, сначала замечает кучу тряпок на земле, а когда подходит поближе, различает в пыли тёмную длинную прядь волос. Сиело удушили, на горле её виднеются синие пятна, свитер разорван, ноги обнажены, ляжки покрыты синяками и засохшей кровью. Дора кричит, её рвёт, она падает на колени, но когда приходит в себя, понимает, что находится в другом месте, и тела уже нет.