Чтобы помнить

Не понимаю рабыню, наблюдая за ее передвижениями по пещере. Как так получилось, что она видит? И вообще, как мы здесь оказались? А что самое удивительное, как я могу быть раздетым? Наши костюмы довольны сложно снять, а я практически голый, еще и нога оказывается перевязана. Да и сам я лежу на чем-то мягком. Что-то среднее между листьями и соломой. Странная она. И как справилась сама? Может, кто помогал? Такая слабая с виду, тощая. Надо бы откормить, когда вернусь домой. Не люблю тощих рабов, не то, чтобы я внимательно на них смотрел, но все же в процессе обучения привязываешься, раньше она выглядела лучше, не зря же я на нее обратил внимание. А теперь она вообще моя, чтобы она там не говорила. Смотрю на нее и внутренне ликую. Все же я добился своего, именно преданность мастеру мы развиваем с особым усердием. Ведь идеальный раб должен не только беспрекословно подчиняться, но и отдавать жизнь за своего хозяина. Когда-то у нас на Леонике, даже проводились массовые убийства рабов после смерти хозяев, правда, потом этот обычай упразднили, посчитали, что выгоднее менять хозяев, чем допускать неоправданные смерти. И все же именно умение быть преданным высоко цениться, удивительно, но я оказываюсь доволен своим приобретением. Даже по-другому оцениваю ее. Красивая все-таки, хоть и не похожа на женщин, которых я люблю, слишком хрупкая, и все же в ней что-то есть такое. Даже сейчас, когда испачкалась, выглядит не хуже, чем когда ее только готовили в продаже. Светится изнутри. А может, это у меня жар? Хотя, видимо, жар давно, потому что, когда увидел ее во время нанесения тату, воспылал чем-то похожим на гордость и радость, что она все-таки досталась мне. Хотя в постели ее еще многому необходимо научить, но для этого у нас вся жизнь впереди.

Хочется есть и пить, особенно, когда начинает доноситься запах еды со стороны Эм. Рабыня что-то жарит на костре по запаху аппетитное, поэтому я тут же приказываю.

— Мне принеси тоже, — заявляю, видя, что девушка вполне удачно это ест.

— Нет, — категоричный ответ злит так, что я стискиваю зубы, мысленно представляя, как буду наказывать ее после за это непослушание.

— Ты что из себя строишь? Забыла кто ты, рабыня? Постулаты, — агрессия так и льется из меня. Отчего девушка вздрагивает и скороговоркой выдает.

— Ни слова против. Глаза в пол. Ты — всего лишь тело.

Осекается, зло смотря на меня, я же в ответ усмехаюсь. Слушается.

— Принеси мне еды, — голосом не терпящим возражений произношу команду, но вместо покорного ответа, получаю шипение.

— Нет.

— Да я тебя сейчас… — зло выплевываю, но рабыня перебивает, с вызовом смотря на меня.

— А давай, — и ведь наверняка знает, что ничего ей сейчас не сделаю, поэтому такая смелая.

Тишина давит, я метаю взглядом выстрелы, но рабыня не склоняет голову, смотрит будто внутрь заглядывает, с вызовом, прямо в самые глаза.

— Что? Уже не такой грозный? — заговаривает. — Хочешь есть — проси, пить — тоже. Я не собираюсь тебе ничего давать просто так. Ты не заслужил. Ты даже не заслужил находиться здесь.

— Просить? Не дождешься. — Выплевываю и отворачиваю голову.

Она точно нарвалась, я ей покажу, когда смогу нормально двигаться. Главное не убить, кроксы слишком хрупкие, напоминаю себе. Смерть для нее будет слишком простым наказанием за непослушание своему хозяину.

И все же чувствую себя плохо. Во рту можно тушить огонь. Хочется пить, прохлады, но рабыня и не думает помогать. Сопит себе спокойно в другом углу, видимо, спит. Хорошо хоть додумалась лечь подальше от меня, при этом поближе к костру, не уверен, что не убил бы ее в том состоянии, что я сейчас нахожусь. Ведь убийства хочется даже сильнее чем есть. Бесит бессилие. Раздражает.

Что, Аякс? Как умудрился так попасть? Слепая рабыня и то лучше справляется, чем ты. Осознание этого давит на гордость. Задевает. И почему в моей жизни все женщины такие? Сначала Хло, теперь рабыня. Задумываюсь. С чего бы это я поставил ее на одну ступеньку со своими соотечественниками? Она рабыня. Никто. Всего лишь очередное тело для утех. Слабая. Ничтожная. Беспомощная. Хотя кого я обманываю? Беспомощный здесь скорее я. Ненавижу это состояние. Для воина беспомощность хуже смерти. Но просить рабыню? Ни за что.

ГЛАВА 7. Маира