Что знает дождь

Она была права — идти мне было некуда. Первую часть суда моя адвокат отстояла: жене деда ничего не присудили. Сославшись на то, что дед умер два года назад, запросили дополнительно документы, показания свидетелей. Я отдала адвокату все деньги, что были (мама была хирургом, не магнатом, скопила немного), устроилась на работу. Но жить в дедушкиной квартире по-прежнему было нельзя, и никто не знал, сколько ещё будет судов.

— Оксан! — села я рядом и её обняла.

— Думаешь, я ничего не замечаю, да? — всхлипывала она на моём плече.

По спине пробежал холодок: она знает? А потом облегчение: она знает. Слава богу, значит, можно всё ей рассказать. И вместе мы обязательно что-нибудь придумаем.

Но Оксанка неожиданно вздёрнула подбородок:

— Думаешь, не вижу, как ты на него смотришь? За столом. На улице. Везде!

— Я?!

— Ты, ты. И мать замечает. С того дня, как ты у нас поселилась, Оболенский сам не свой. Срывается. Бесится. Помнишь, как он её избил?

— Когда я сбежала? — еле слышно спросила я.

— Да. Из-за тебя. Потому что она плохо за тобой смотрела. Он ездил искал тебя по городу. Сотрудников своих подключил. Рисковал головой, должностью, званием, карьерой. А он начальник тюрьмы, подполковник внутренней службы, между прочим.

— Но причём тут то, как я на него смотрю? — выдохнула я.

— Потому что ему неловко. Он взрослый, а ты совсем девчонка. И прохода ему не даёшь.

— Я?! — ещё раз тупо повторила я. У меня в голове не укладывалось.

— Да, ты. Хочешь его соблазнить?

Как выброшенная на берег рыба, я открывала и закрывала рот, не зная, что сказать.

— Нет. Конечно, нет! — выдохнула я.

Но в тот день начала прозревать.

— Это я, — позвонила я Гринёву. — Поможешь?

— Всегда. Что нужно сделать?

— Помочь мне попасть в свою квартиру.

— Хочешь взломать дверь?

— Да.

— Зачем?

— Кое-что проверить, — сглотнула я. Он молчал. — Андрей, если не хочешь или боишься, так и скажи. Попрошу кого-нибудь другого.

— Дело не в этом.

— А в чём? — оглянулась я на пустой в послеобеденное время зал кафе, в которое устроилась официанткой.

— Тебе не нужно взламывать дверь. Тебе нужно поискать ключ.

— Там поменяли замки.

— Вот эти новые ключи и поищи.

— Где? — не поняла я.

— У своей подруги в рюкзаке, — уверенно ответил он.

Я прикинула, что если хочу оказаться дома у Оксанки, пока никого нет, то отпроситься с работы нужно сейчас. Но первым делом зашла в комнату тёть Марины.

С замиранием сердца остановилась на пороге.

Смятая не заправленная постель. Её вещи, сваленные как попало в кучу. Словно она вытащила их все, не зная, что надеть, а потом с кровати просто скинула на стул. Вещи Урода, аккуратно развешенные в открытом шкафу. Парадный китель с погонами. В тот день я увидела его форму первый раз. Но дальше не пошла, вернулась в нашу комнату.

— Откуда ты знал, что у Оксанки есть ключи? — спросила я у Гринёва, что ждал меня на улице.

— Видел, как вчера она выходила из твоего подъезда.

— Вчера? — удивилась я. Но долго размышлять времени не было: я ещё должна вернуться на работу, если хочу, чтобы за смену мне заплатили.

Гринёв забрал ключи.

— Зачем ты водишься с этой собакой сутулой? — спросил он, ковыряясь в замке громоздкой старинной двери.

— Вожусь? Я у неё живу.

— А зачем ты у неё живёшь? — поменял он ключ в связке.

— Потому что больше мне негде.

— Зачем ты согласилась? — навалился он плечом на дверь, и замок наконец щёлкнул, открываясь. — Мой отец забрал бы тебя к нам.

— Твой отец? — покачала я головой, словно он сказал глупость, хотя он меня и не видел.

— Да, мой отец. Хирург. Что учился вместе с твоей мамой. И думаю, когда-то даже был в неё влюблён. Но она выбрала твоего отца, и в итоге они остались друзьями.

— Как бы мы жили у тебя? — усмехнулась я.

Он посмотрел на меня в упор.

— Так бы и жили.

Дверь истошно заскрипела и открылась.

— Андрей, ты парень. Нас бы засмеяли, — не знала я, что ответить.

— Чёрта с два я бы кому-то позволил.

Глава 9

— Ты ничего не сказал, — покачала я головой. — Вы все отвернулись. Ты — отвернулся.

— Да я был в шоке! Я не знал, что сказать. Как на тебя смотреть. Что делать.

— Ты даже не пришёл на похороны. И твоей мамы тоже не было. Хотя, конечно, я могла и не заметить. Мне было не до того, чтобы считать гостей.

— У меня была ангина. Я провалялся целую неделю с температурой, а когда поправился, ты уже жила у неё. У этой… коросты, — махнул он рукой в сердцах.

«Нет, нет-нет-нет, — покачала я головой, глядя на просвет открытой двери, как на вход в прошлое. — Ты не запудришь мне мозги».

Это сейчас Гринёв был такой смелый, решительный, гостеприимный. Потому что ничего ему уже не грозит. Мои проблемы никак его не касаются. Меня приютил не он, не его родители. И заботились обо мне не они.