Что знает дождь

Урод выдохнул с облегчением и отшвырнул его куда-то за спину. Кинулся ко мне. Обнял.

— Ну вот и славно. Вот и хорошо, — приговаривал он, прижимая меня к себе. — Моя глупая девочка. Ну разве можно так. Разве можно?

— Ты сделал мне очень больно, — упёрлась я лбом в его плечо и заплакала. — Очень. Ты меня предал. Ты мне врал. Ты меня использовал. Ты трахал Оксанку.

Я подняла голову и отвесила ему пощёчину. Он замер. А потом засмеялся.

— Господи, это было так давно. Да и кому нужна эта Оксанка, когда есть ты. У нас будет ребёнок. Мы поженимся. Ты будешь учиться, а мы с малышкой встречать тебя после института. И ты обязательно закончишь свой мед и получишь диплом, потому что я буду рядом. Будешь работать врачом. А я… может, уволюсь наконец с этой чёртовой тюрьмы и пойду… ну куда-нибудь пойду.

— Ты думаешь, что это будет девочка? — задрав голову, смотрела я в его такие тёплые сейчас глаза.

— Я хочу девочку. Пусть будет девочка, — возвышался он надо мной. — Пусть она будет похожа на тебя. Или на меня или… да чёрт с ним, пусть будет мальчик. Я никогда не поступлю с ним так, как поступали со мной. Я…

Он вдруг осёкся на полуслове. Взгляд его замер. Кровь отлила от лица. Глаза расширились. А потом он вдруг рухнул на пол.

Я застыла в ужасе, ничего не понимая.

А потом поняла.

Позади него стояла Оксанка, сжимая в руке окровавленный филейный нож.

— Не трогай её, слышишь? Не смей её трогать, — смотрела она на упавшего на пол Урода, хватающего ртом воздух как выброшенная на берег рыба.

— Нет! — истошно заорала я и бросилась к нему, пытаясь зарыть руками, когда словно в трансе Оксанка снова занесла нож.

Я кричала, а она била и била, и била лезвием в его грудь, в живот, пока её не оттащил Захар.

Оттащил, скрутил, заставил бросить нож.

Но тяжело дыша, она всё ещё брыкалась и пыталась вырваться:

— Я знала, знала, что он любит тебя, — орала она и рыдала одновременно. — Поженимся. У нас будет девочка. Тебе он это сказал. А меня заставил сделать аборт.

Она вырвалась, а может Захар её отпустил — я не видела. Когда и откуда появился он, мне и некогда было думать. Сидя на полу в луже крови, я пыталась заткнуть рану на груди Урода, из которой хлестало особенно сильно.

— Дура! Что ты наделала! Безмозглая дура! Тебя же посадят, — шептала я Оксанке и уговаривала Урода: — Слава! Славочка, пожалуйста! Только не умирай. Только не сейчас. Ты не можешь умереть сейчас. Не должен. Слышишь? — плакала я, зажимая рану.

— Малыш, — едва слышно прохрипел Урод. На его губах пузырилась кровь. Он дышал коротко и часто. — Брось.

— Нет. Я тебя не брошу. Никогда. Ни за что. Держись! Слава, пожалуйста, держись!

Кровь выплёскивалась толчками. Горячая, липкая, густая. Выплёскивалась и текла сквозь пальцы, как бы я ни пыталась её остановить.

— Брось, малыш! — приказал Урод и покачал головой.

— Нет. Нет, — мотала головой я. — Мы ещё не решили, как назвать нашу малышку. Или малыша. Ты не познакомил меня с котом. Мы же ещё ничего не успели. Мы не…

Он подхватил меня рукой за шею и прижал к губам.

— Назови Женька. Люблю тебя.

Это было последнее, что он сказал.

Его сердце сделало последний судорожный толчок и перестало биться.

— Нет. Нет. Нет! — не желая сдаваться, упиралась я в его грудь. Пытаясь завести сердце. Вдыхая в открытые губы воздух. — Позвоните в скорую! Кто-нибудь да позвоните уже в скорую!

— Я позвонил, позвонил. Насть, — обнял меня Захар, заставив остановиться. — Он умер.

— Нет. Он не может умереть. Не сейчас. Не так! — вырвалась я.

И снова бросилась делать массаж сердца, стараясь не смотреть на лицо с безжизненно застывшими глазами.

Захар потянулся и закрыл их веками. Словно поставил точку.

Я остановилась. Повисла оглушающая тишина.

Только за окном лил бесконечный непрекращающийся дождь.

— Он заставил меня сделать аборт, — спустя вечность в гробовой тишине всхлипнула Оксанка.

Я смерила её взглядом. Увидела людей в белых халатах.

И потеряла сознание.

Глава 59

— Мама? — я с трудом открыла глаза. Слепил свет, и я никак не могла разглядеть её лицо.

— Нет, малыш. Это не мама, — погладила она меня по руке.

— Тёть Лена! Ты вернулась? — выдохнула я. Села. И расплакалась. — Где ты была?

Она прижала меня к себе и ничего не ответила. Качала как маленькую, приговаривала:

— Я вернулась. Теперь всё будет хорошо. Всё. Будет. Хорошо.

Это потом я узнала, что она была в плену. Её вместе с другими врачами и военными держали в неволе почти год. Мы с ней обе словно вернулись из плена. У неё неправильно срослась сломанная нога. И она теперь хромала. Но она была жива. И она меня не бросила. Она приехала сразу, едва после освобождения её выписали из госпиталя.

Потом я узнала и всё остальное.