Что за девушка

— Я вижу, кто сказал, тот храбрец необычайный. — Я смеюсь. — Что, шлюха? Серьезно? А термин похуже нельзя было найти? Для женщины, для феминистки, для жертвы? Давайте допустим, чисто теоретически, что Майя изменила Майку, — это что, дает ему право ее ударить? А она не изменяла, чтоб вы знали, Майя была идеальной девушкой, а Майк все равно ее ударил. Да что с вами не так? — Я оборачиваюсь к Майе и повторяю: — Да что с ними не так?

Глаза Майи лихорадочно блестят.

— Ты как? — спрашиваю я. — Не слушай их! Они не знают, о чем говорят.

Майя мотает головой. Она что-то произносит, так тихо, что я не слышу. Наклоняюсь, приблизив ухо к ее рту. Ее теплое дыхание обдает мне кожу. Господи, как жарко-то.

— Они знают, о чем говорят, Джуни. — Ее голос дрожит.

— В каком смысле?

— Я целовалась с Хайрамом.

Майя смаргивает слезы. Я делаю шаг назад и снова спрашиваю:

— В каком смысле?

— Не все время, — говорит Майя. — Только… Только иногда. И мы всего лишь целовались, ну, в основном.

Я мотаю головой и делаю еще шаг назад. После всего, что вчера случилось, после всего, что я ей рассказала, как она могла от меня это скрыть?

Черт, какая я идиотка! То, как Хайрам вчера выскочил из машины ударить Майка, то, как он открыл Майе пассажирскую дверь, то, что он знал, где она живет, — ну конечно, между ними что-то есть!

Весь вчерашний день на пляже, в доме у Хайрама я думала, что мы становились ближе, что мы возвращались туда, откуда ушли. И все это время они, наверное, только и мечтали от меня избавиться, жалели, что я залезла на заднее сиденье, считали меня назойливым третьим лишним. Естественно, Хайрам сначала подвез меня — ему хотелось побыть с ней наедине. Наверное, он поэтому и таблетки мне дал. Он только хотел с моей помощью умаслить Майю.

— Ты соврала мне?

Майя мотает головой:

— Я не врала…

— Да, ты просто не сказала всей правды. — Так же, как молчала о Майке. Как молчала о булимии.

— Прости меня! — Ее слова звучат совершенно безжизненно.

— О чем еще ты мне врала?

— Ни о чем, честное слово! Просто… Мы же говорили вчера, что последние полгода не так близко общались…

— И кто в этом виноват? Это ты испарилась, а не я!

— Я же сказала, Майк хотел все время быть вместе…

Вопрос, который застрял у меня в горле еще в понедельник, поднимается на поверхность. Потом я буду вспоминать, сколько версий у этого вопроса, который задавали тысячи раз тысячи людей тысячами разных способов: почему та девушка не закричала, когда ей к горлу приставили нож? Почему другая девушка не сопротивлялась, не кусалась, не лягалась, когда ее схватил бугай на голову выше и в два раза тяжелее? Разные вариации этого вопроса звучат из уст судей, адвокатов, журналистов и просто случайных прохожих, потому что им всем кажется, что они что-то знают о выживании; потому что им кажется, что они знают, как повели бы себя в такой ситуации, в которую им, скорее всего, никогда не доводилось попадать.

Но сейчас я об этом не думаю (внутренний монолог отключен). Я спрашиваю:

— Ты сказала, что в первый раз он ударил тебя в январе. Три месяца назад! Как ты могла с ним остаться?

Я отворачиваюсь, прежде чем Майя успевает ответить. Я благодарна, что на вечеринке столько народу. Проще сделать так, чтобы между мной и Майей оказалась горстка людей.

Прохладная ладонь ложится мне на руку. Я оборачиваюсь. Тесс.

— Слушай, — говорит она. — Слушай, извини меня. Ты права. Конечно, я верю Майе.

Я мотаю головой:

— Майя соврала.

Не про Майка. Про Хайрама. Но вранье есть вранье. Так меня учил папа. Черное и белое. Плохое и хорошее. Правда и ложь.

Губы Тесс искривляются в полуулыбке.

— Это всегда так сложно? — спрашивает она. — Знаешь, когда я читала о том, что происходит в других школах, всегда сразу понимала, кому верить.

Я тянусь вверх, моя ладонь ложится на шею Тесс сзади. Она ахает:

— У тебя такие горячие руки!

Я тяну Тесс вниз, к себе.

— Пошли отсюда? — шепчу я.

МАЙЯ

Я не вижу, кто говорит, но слово звучит так ясно, так громко, что можно подумать, вокруг не гремит музыка, не шелестят разговоры.

Шлюха.

Джуни начинает кричать на толпу, как будто это сказали они все, а не одна из девочек (кажется, голос был женский). Но, может, Джуни знает то же, о чем подозреваю я, — даже если не все это сказали, то все подумали.

Шлюха.

— Да что с ними не так? — спрашивает Джуни, поворачиваясь ко мне. Думаю, это риторический вопрос.

— Не слушай их, — добавляет она. — Они не знают, о чем говорят.

Я мотаю головой. То есть я пытаюсь помотать головой, но тело меня не слушается. Они знают, о чем говорят. Я изменяла Майку.

Он поэтому меня ударил?

Но я начала изменять только после первой пощечины.

Может, поэтому он ударил меня снова.

Но до вчерашнего вечера он не знал обо мне и Хайраме.

Может, я это заслужила. Может, Майк знал, что я буду целоваться с другим. Может, он знал, что я плохая. Дрянная девчонка.

Шлюха.

Я наклоняюсь, иначе пришлось бы кричать, чтобы Джуни меня услышала. Я признаюсь ей, что они знают, о чем говорят.

— Я целовалась с Хайрамом. — Мой голос дрожит.

— В каком смысле?