Что за девушка

Джуни сказала бы, что я вольна чувствовать все, что захочу. Но она бы не поняла, почему мои чувства так противоречивы.

Не может же быть такого, чтобы хоть кто-то, кроме меня, испытывал столько разных эмоций одновременно.

Наконец мой выбор падает на футболку с «Лед Зеппелин», хотя я уже надевала ее на этой неделе, любимые темно-синие джинсы, чуть рваные на коленке, и черные ботинки на низком каблуке. Поворачиваюсь к своему туалетному столику и стягиваю волосы в низкий хвост. Надеваю сережки, от которых моя шея кажется длиннее.

— Очень красивые, — говорит мама со своего насеста на краю кровати. Она собирает мои разбросанные футболки, но не складывает, потому что знает, что я все равно потом сделаю лучше.

В отличие от мамы я каждый день застилаю постель. Я раскладываю одежду, и в моем шкафу порядок, а книги на полках расставлены, и не абы как, а по цвету — мне так больше нравится. Однажды я расставила книги в комнате Майка по цветам радуги, пока он занимался, — просто так.

Я кручу на запястье его браслет. По моей комнате разбросаны следы Майка и приветы от него: под кроватью — аккуратно сложенный свитер; наша фотография, которую я распечатала и поставила в рамке на столик. Такая же у меня на обоях телефона. Наверное, мне стоило избавиться от всех напоминаний о нем, прежде чем отправляться в понедельник в кабинет директора Скотт. Так ведь поступают женщины в книгах и фильмах, да? Я не должна хотеть думать о нем после всего, что было.

Но ту фотографию я поставила в рамку уже после того, как он в первый раз меня ударил.

Я пересекаю комнату и смотрю на свое отражение в зеркале над письменным столом. Не могу решить, что делать с макияжем. Синяк прикрыть довольно легко — он уже тает, из розового перетекает в желтый, но его видно, тень под кожей. Замазать или нет, все знают, что он там, — мои одноклассники всю неделю им любовались. Если замаскирую, подумают, что я его стыжусь. Или решат, что он уже прошел и я раздула из мухи слона?

Я наношу бронзер, румяна, укладываю брови. Тушь, блеск для губ.

Я пользуюсь консилером почти каждый день, потому что у меня всю жизнь синяки под глазами. Мама даже жаловалась на них моему педиатру, и он сказал, что это наследственное — со стороны папы, как утверждает мама, — и помочь может только ежедневный прием противоотечных. И хоть мама и хотела, чтобы ее крошка была красивой, но против излишнего употребления лекарств возражала, так что синяки остались на месте. Но как только я доросла до макияжа, — хоть моя мама не из тех, кто заставляет ждать определенного возраста, мне просто не приходило в голову краситься до четырнадцати, — начала замазывать круги консилером.

А это значит, что внешность волновала меня и до Майка. Так что, может, я и без него начала бы блевать.

С другой стороны, мне всегда нравилось краситься и наряжаться. Засовывать пальцы в рот мне не нравится. Иногда приходится мысленно умолять свой рот раскрыться так, чтобы пальцы проскользнули внутрь.

— Ты красавица, — провозглашает мама. Я всегда думала, что все мамы говорят такое детям, и неважно, как их дети выглядят. Я выгляжу нормально, но явно не красавица — не с синяком, который нарушает всю симметрию лица.

А может, мама думает, что я красавица, несмотря на синяк. Может, она так меня любит, что для нее я хороша даже с синяками под глазами — наследственными и нет.

А может, она думает, что я красавица благодаря синяку. Потому что Майк ударил меня, а я сказала: достаточно.

В конце концов.

Что мама скажет, если узнает о том, что в глубине души я жду встречи с ним? О том, что я спрятала его свитер под кровать, а не выбросила. О том, что я не хочу снимать его браслет.

Я замазываю консилером круги под глазами, но синяк оставляю как есть.

ДЖУНИ

Я не должна думать о том, что Тесс будет на вечеринке. Я не должна думать о том, что только неделю назад представляла, как мы с ней явимся на «Большую ночь», может даже держась за руки, и все разразятся овациями (адресованными не мне, конечно, а ей, потому что она лучшая бегунья в женской команде). Я не должна думать о том, что была не против, чтобы на меня все смотрели, потому что все смотрели бы на Тесс, а если смотрели на меня, то с мыслями о том, как мне повезло быть с ней. Это приводит меня к мысли о том, как все раньше смотрели на Майю. А это приводит меня обратно к тому, о чем я, собственно, и должна думать, а именно — о Майе и о том, все ли сегодня будет хорошо.

Вообще я даже не об этом должна думать. Я хочу сказать, это очень важно и заслуживает моего полного внимания, но сейчас мне стоит сосредоточиться в первую очередь на том, как выбраться из дома, чтобы родители не заметили.

Я не из тех, кто вечно пытается куда-то улизнуть. Ну да ладно, мне нужно было скрываться каждый раз, когда я собиралась порезаться, но это мой единственный опыт… улизывания. И он не поможет мне сегодня выбраться на улицу.