Что-то пошло не так

– Ты чего смеёшься? – заглядывая в дверь, подозрительно спросила Наталья. Она машинально провела влажной тряпкой по полке книжного шкафа и уставилась на него в ожидании пояснения.

– Да так, анекдот вспомнил, смешной, потом расскажу.

– Потом, так потом, ладно уж, – рассеянно согласилась жена и ушла на кухню.

А он аккуратно собрал документы, сложил их в конверт, конверт – в папку, и задумался, что же с ними делать? Как ни странно, выбор был невелик: сию же минуту выбросить папку в мусорное ведро и забыть навсегда, что там написано, или же сохранить документы на память, чтобы потом как-нибудь на досуге перечитать ещё раз, уже основательнее, не спеша, мало ли что?

Маленько поразмыслив, он осмотрительно пристроил бумаги в самом дальнем углу самой верхней полки шкафа, подальше от любопытных глаз, в глубине души все ещё надеясь, что ситуация с наследством – чья-то не очень удачная шутка. Вслед за папкой на верхнюю полку отправился альбом с фотографиями незнакомой строгой красавицы в модной шляпке с вуалью.

– Наташа, я тут документы просмотрел, те, что из бабушкиного дома… Нет там ничего интересного, так, оплаченные счета за свет и воду да старые мамины письма.

Он включил телевизор, прошелся по программам, но мысли его непрестанно возвращались к содержанию гербовых листов в невзрачной тоненькой папочке. Положить конец этим смутным размышлениям сумел только звонок из Крыма.

Жена, успевшая начистить квартиру до зеркального блеска, от неожиданности вздрогнула. Суетясь и нервничая, она сбила входящий вызов, дрожащими руками, чуть не уронив при этом аппарат, сама набрала номер подруги и перешла на громкую связь.

Из телефона послышалось: «Наташенька, милая, у нас праздник! Что? Не слышу… Это музыка! Алло, алло, Наташенька, ты куда пропала? Дорогая, я тебя не слышу, говори громче… Мы сейчас с Петей возле участка… Какого? Как какого – избирательного… Ты не представляешь, что здесь творится! Люди идут, идут, идут!.. Целый день идут! Голосовать!.. И старые, и молодые! Все!.. Идут, кто как может!.. Просто сейчас, на наших глазах, двое стариков под руки третью женщину повели, такую же старушку, как сами! Еле ползут, сердечные, а на лицах – улыбка!.. Наташенька, родненькая моя, у нас праздник, а я плачу, дурочка такая! Представляешь, плачу! От радости! Свершилось! Мы – в России! Мы – дома! Наконец дома!..»

Лена снова и снова рассказывала о референдуме, о голосовании, смеялась и плакала одновременно, прерываясь только, чтобы сообщить о концертах, о вечернем салюте, о празднике там, в далеком Крыму, который всего за один день отдалился от Украины на целую вечность, а на Украине смеялась и плакала Наталья, радуясь за подругу. Только Богдан не знал, что ему делать.

Проведение референдума на полуострове он изначально считал предательством, и неподдельная радость Елены по поводу возвращения Крыма в Россию была ударом под самый дых.

«Чего людям не хватало? Солнце, горы, море!.. Целый год на курорте, безвыездно! Живи и радуйся! Нет, ищут-таки приключений на свою… на свою голову, не могут спокойно жить… С жиру бесятся…» У него не укладывалось в голове, что крымчане сделали это.

«А власти? Где наши власти были? А части военные? А флот? Украинский флот, в Севастополе?.. Где он был? Что он делал?» Больше телевизор включать не хотелось – в самом потаённом уголке сердца ещё оставалась надежда, что скоро все образуется, рассосётся, останется по-прежнему, как было.

…Он брел по обочине, обдуваемый горячим степным ветром, а навстречу ему неслись автобусы, машины, грузовики, и казалось, что сама жизнь проносится мимо него, и даже мимо его жизни.

Что-то пошло не так. Сейчас, через полгода после референдума, многое смотрелось по-другому, со стороны, будто глазами объективного свидетеля, который присягнул на «Библии» говорить правду и только правду, но эта правда совсем не радовала.

После отделения Крыма произошел разрыв. Нельзя сказать, что было это внезапным или неожиданным. Нет, все об этом знали, давно знали… Знали, но молчали, чтобы не накликать невзначай.

Крым всегда был отдельной территорией. Даже не полуостровом, а самым настоящим островом – со своими законами, своими порядками, своим менталитетом, обычаями… Был особенным – не российским, но и не украинским, каким-то бесхозным, неприкаянным и… забытым. Как ребенок, потерянный родителями на вокзале. Не брошенный, нет, а именно потерянный, одинокий среди многоликого, многорукого и многоногого чужого мира.

Тогда, в воскресенье, Украина молчала, казалось, почти не дышала… Ждала. Выдох произошел вместе с салютом, с салютом на уже не родной, иноземной территории.