Так она Борьку и звала — Ромео. А по-моему, Борьке с настоящим Ромео и рядом стать нельзя. И ростом он ему под мышку, и вихор, сколько ни слюнявь ладонь, торчит. На брюки лучше не глядеть. Последний раз гладили на фабрике, когда шили. А самое главное — шпаги нет! Так я ему после и сказал. Борька меня за это чуть не ударил. «Ты, — говорит, — ревнуешь меня к ней». Это значит, я вроде бы хочу, чтоб мы были вдвоем, без нее. Мне-то что! Я бы и сам устроился, но не велели от него отставать. А что он урод, это факт.
Джульетта — другое дело! Очень красивая. Лучше, чем в кино. И язык у нее подвешен… Борьку легко заговаривает. Он ей едва успел про свое детство рассказать, а она ему и про класс, и про всех девчонок и ребят, кто с кем дружит, кто в кого влюблен, кто поссорился, и про учителей.
— Слушай, — говорит Борька, — а родители о тебе не беспокоятся?
— Нисколько, — отвечает она. — Я их давно перевоспитала, они у меня были старомодные.
Захохотала и прибавляет:
— Проводишь меня домой? А то я одна боюсь поздно ходить.
Долго мы до ее дома шли. Они впереди, я за ними, так, чтобы она не догадалась. Улица Гегеля, дом 6. Я еще запомнил: Гегель — это как Гоголь, только лично мне менее известен.
Потом они возле калитки ходили. Шаги у нее маленькие, он шагает раз, а она два. Он раз, а она два. И молчит… Там как раз фонарь. Их вижу, они меня — нет. Я за палисадничком спиной к забору прижался.
— Ну, пока, — говорит она.
Это когда они в четвертый раз возле ее калитки остановились. Протягивает Борьке руку.
— Завтра придешь на то же место, Ромео? — спрашивает.
— Приду, — шепчет Борька.
— А кто это за тобой ходит?
— Брат.
— А, брат… Симпатичный… Только ты его с собой не бери. Пусть сам гуляет, ладно?
— Ладно.
И убежала.
Распоряжается так, будто Борька не мой брат, а ее!
Зачем ему завтра приходить, когда они обо всякой ерунде разговаривают? Если бы, например, на лодке покататься… Или в пещеру сходить… Я, выходит, вообще никто, должен отдельно гулять? А если я чего-нибудь натворю?
Утром с моим братом что-то случилось. Штукатурит кухню в однокомнатной квартире на третьем этаже и все время насвистывает. Я ему раствор в ведре мешал, и он мне за целый день ни разу по шее не дал. Переставал свистеть только, когда хлопала дверь. Значит, мастер пришел проверять качество. Качество есть, но лучше все же не свистеть.
С работы Борька отпросился пораньше, забежал в парикмахерскую, подстригся. И меня заодно подстригли. Потом в общежитии снял спецовку, надел чистую зеленую ковбойку и показал пальцем на кровать:
— Отсюда никуда не уходи. Скоро приду. А если задержусь, все равно сиди на месте. Понял?
— Понял. А то под дых…
— Верно! — сказал Борька и убежал.
Я сидел-сидел, и стало очень скучно. По радио всякую дрянь передавали — и то слушал. А когда комната стала серой, не выдержал. Вышел на улицу, иду. До конца улицы дошел. На трамвай сел, два раза от круга до круга проехал. Потом кондукторша меня ссадила:
— Иди ты, сынок, спать! Темно уже.
Пришел я в общежитие так поздно, что даже Борька был дома. Как он со мной обошелся, это никакого интереса не представляет. Он все может, потому что старший брат, хотя и двоюродный.
— Гена, — говорит, — запомни! Больше один не останешься!
Но я понял, что в душе у него поют соловьи, прямо заливаются. Наверно, опять по улицам ходили туда-сюда. Лучше бы на трамвае катались.
К концу работы мастер попросил меня сходить за сигаретами. Несу их — кто-то меня окликает:
— Мальчик, ты брат Ромео?
Гляжу, Джульетта, только в другой юбке, белой с картинками. Еще красивее.
— Ну и что, — говорю, а сам картинки на юбке разглядываю: там человечки бегают, кто вверх головой, кто вниз. — Только он вообще-то не Ромео: Борькой его зовут.
— Ну, пускай Борькой. Передавай ему привет.
— Ладно, — говорю.
И бегу скорей обратно, а то мастеру курить нечего.
Отдал сигареты, небрежно так бросил Борьке:
— Я, между прочим, кое-кого сейчас видел.
Борька покраснел.
— Ну и что?
— А то, что она привет тебе передает и советует со мной побыть, а то мне скучно одному целый вечер…
— Не, в чем дело, серьезно? — спросил Борька и еще больше покраснел. — Ты спросил?
Я не спросил, а сразу понял, что он влюбился по уши. Ну что ж? Так и быть, пускай она дружит с нами.
До конца смены мы не разговаривали. Потом пошли домой, и Борька опять быстро мылся и чистился.
— Ты чего ж, пойдешь все-таки?
— Надо!
Я не хотел идти на море, но братан сдавил мне плечо и кротко сказал:
— Гена!
Это означало, что бабушка меня одного оставлять все-таки не велела.
На пляже он, конечно, остался сидеть на скамейке. А я вокруг ходил. Тут рядом в море, возле берега, торчит скала. А на ней площадка такая плоская. Я давно ее заметил, на ней загорать здорово.
Ботинки сунул под камень и полез. Взобраться на скалу без лестницы можно только по скошенному краю со стороны моря. Зато влезешь — перед тобой целое небо. Хоть взлетай. Если, конечно, можешь.