Что такое любовь?

Женские характеры меньше исследованы писателями в их изменениях под влиянием личности любимого мужчины, кроме чеховской душечки. Но влияние мужчины на женщину, влияние его установок, его шкалы ценностей, его ролевого ожидания, его понимания другого формирует в реальной жизни миллион самых различный женщин: терпеливых, неуверенных в себе; формирует статных хозяек дома, тружениц и помощниц в мужниных делах; счастливых и уравновешенных матерей семейств; нервных, злых и агрессивных; легкомысленных, которым все трын-трава; мужененавистниц. В общем, это совсем не все равно, кого человек выбирает в свои любимые, от кого ждет признания и кому предоставляет право самовыражаться и переделывать себя.

Но не так уж самовластно орудует любовь в душах людей, не так безрассудно и неразборчиво ломает и созидает человека в угоду его любимым. Чем значительнее личность, чем более она сложилась, тем сознательнее глядит человек в те зеркала, что предлагают ему на выбор. И первое, что он хочет увидеть в отражении, это себя, а не карикатуру на себя, и не себя в ангелоподобном облике. Он хочет быть понятым действительно таким, каков он есть. Именно себя, пусть в улучшенном и исправленном виде, но себя, а не Иисуса Христа и не Дьявола во плоти ищет любящий в волшебном зеркале.

Мужчине, увлеченному наукой, наверное, трудно будет с любимой, которая зрит в нем только доброго красавца и не хочет принять его одержимость делом, пусть даже ученый на самом деле красавец из красавцев и охвачен страстью Фауста к Гретхен. Не так Гретхен понимала Фауста. Ее зеркало отражало Генриха, а не Фауста. И наступил однажды день, когда Гретхен спросила:

Скажи ты мне прямей:
Как дело обстоит с религией твоей?

Вопрос Маргариты Фаусту оказался предвестником грозящей катастрофы непонимания. Слова Гретхен – символ различия жизненных позиций.

Что оставалось Фаусту, хорошо представляющему себе религиозность Гретхен, ответить на вопрос, их разъединяющий? Солгать? Но тогда Фауст перестал бы быть Фаустом, поскольку поиск истины во всем и вся – суть его существа. Сказать правду? Он и попытался, уклончиво, не в лоб, но сделал попытку разделить с Маргаритой свой взгляд на мир. А она? Она в ответ стала читать Фаусту проповедь, наставлять своего Генриха на пусть истинный, ибо чутко уловила за полунамеками любимого страшивший ее дух Мефистофеля. И Гретхен воспротивилась. Оба – и Фауст, и Гретхен – цельные личности. Он – весь устремленный в познание мира, она – всегда верная себе самой, непосредственная, искренняя, неспособная к фальши. И тоже сильная верностью себе самой. И в этом главном для обоих вопросе – «Как обстоит с религией твоей?» – ни Фауст, ни Маргарита не могли принять друг друга, изменить себе, не могли переделать один другого.

Вся женская одаренность, чуткость, самоотверженность Гретхен не были в состоянии заставить Фауста отказаться от своего мировоззрения, равно как и покоряющие Маргариту ум, красота и сила Фауста не оказались достаточными, чтобы заставить ее продать душу дьяволу.

Зеркальце, не сумевшее скрыть изъяны любимого, разбивается, и уничтожается гармония любви двух любящих существ. Меняться человек может в ответ на ролевое ожидание другого только в тех направлениях и рамках, которые свойственны ему самому. Прорасти могут только зерна, которые заложены в человеке.

В связи с этим стоит подумать, действительно ли неудачником, так и не ставшим ученым, сделала чеховского Андрея из «Трех сестер» его жена Наташа? Она его сотворила? Нет, оба вместе – и Андрей, и Наташа.

Сперва Андрей просто уступал жене, дабы избежать ссор, хотя остро чувствовал ее неправоту и довольствовался иллюзией понимания. А потом Андрей махнул рукой и поплыл по течению, предоставив женщине, которую он мечтал ввести в сокровищницу своих грез, беспардонной хозяйкой воцариться в его жизни. Все это происходило потому, что было ему, пусть неосознанно, но все-таки нужно и самому. Дело в том, что на фоне Наташиной примитивности, что выпирала и денно, и нощно, Андрей мог без всякого труда ощущать себя личностью мыслящей, тонкой и незаурядной, даже выдающейся, которую незаслуженно губят. Андрей тоже самоутверждался через любовь к жене, и его привязанность была не самоуничтожением, как казалось сестрам, а приобретением тайного права быть именно таким, каким он действительно только и был – несостоявшимся ни в науке, ни в жизни человеком. Андрей приобрел в Наташе удобную ширму, за которой он мог прятать от сестер, а главное – от самого себя, собственную никчемность.

Не каждого Андрея превратит такая Наташа в такого Андрея. Не будем забывать – через волшебное зеркальце любовь может увидеть то прекрасное, что любимому еще неведомо, узреть талант в разуверившемся, силу в ослабевшем и помочь человеку подняться. Любовь способна стать повивальной бабкой поэта. «Последствия любви всегда одни и те же – новый человек! – писал Горький. – Я говорю не о ребенке, а о людях, которые любят, ведь это чувство обновляет душу, делает людей иными, лучше, красивее».