Что не так с этим миром

Мы уже коснулись истины во вводной части, говоря о чувстве дома и собственности, а теперь говорим о чувстве совета и общности. Всем мужчинам от природы близка идея досуга, смеха, громких и равных споров, но в наших залах поселился призрак. Мы осознаем серьезную современную проблему, которая называется специализацией или жесткой конкуренцией, то есть бизнесом. Бизнес не может иметь ничего общего с досугом, бизнес не имеет дела с товариществом; бизнес не проявит терпимости ко всем тем юридическим фикциям и фантастическим гандикапам, с помощью которых товарищество защищает идеал равенства. Современный миллионер, взявшись за типичную и приятную задачу – увольнение родного отца, – определенно не будет называть его достопочтенным клерком с Лабернум-роуд в Брикстоне. Поэтому в современной жизни возникла литературная мода, посвященная деловой романтике, великим полубогам жадности и сказочной стране финансов. Эта популярная философия совершенно деспотична и антидемократична; эта мода – цвет того цезаризма, против которого я возвышаю голос. Идеальный миллионер силен стальными мозгами. Тот факт, что реальный миллионер чаще всего силен дубовой головой, не меняет духа и направленности идолопоклонства, поскольку аргументация строится так: «Специалисты должны быть деспотами; люди должны быть специалистами. На мыловаренной фабрике не может быть равенства; поэтому его не будет нигде. Не может быть товарищества на зерновой бирже, поэтому его не должно быть в принципе. Нам нужна торговая цивилизация; поэтому мы должны уничтожить демократию». Я знаю, у плутократов редко хватает фантазии, чтобы воспарить до таких примеров, как мыло или пшеница. Они обычно ограничиваются, демонстрируя великолепную свежесть ума, сравнением между государством и кораблем. Один антидемократический писатель заметил, что он не хотел бы плыть на судне, на котором юнга имеет равное право голоса с капитаном. В ответ можно легко сказать, что многие корабли (например, «Виктория») потонули из-за того, что адмирал отдал неверный приказ, и это было очевидно даже юнге. Но это спорный ответ; главная же ошибка и глубже, и проще. Элементарный факт состоит в том, что мы все родились в государстве; мы не все родились на корабле, в отличие от некоторых великих британских банкиров. Корабль по-прежнему остается уделом специалиста, как водолазный колокол или самолет: в таких специфических опасностях потребность в быстроте определяет потребность в автократии. Но мы живем и умираем на судне государства; и если мы не сможем найти свободу, товарищество и народную общность в государстве, мы не сможем найти их нигде. Современная доктрина коммерческого деспотизма как раз и подразумевает, что нам не суждено их найти. Специализированные отрасли в их высокоцивилизованном состоянии не могут, как нам говорят, работать без жестокой системы командования и увольнений, без лозунга, что человек «слишком стар в сорок лет», и прочей гадости. А работать эти отрасли непременно должны, и поэтому мы обращаемся к Цезарю. Никто, кроме Сверхчеловека, не снизойдет до такой грязной работы.

Вот (повторяя заголовок) – вот что не так. Это огромная современная ересь, предлагающая изменить человеческие души, чтобы они соответствовали заданным условиям, вместо того чтобы изменять условия, дабы они соответствовали человеческой душе. Если вываривание мыла действительно несовместимо с братством, тем хуже для мыловарения, а не для братства. Если цивилизация действительно не может ужиться с демократией, тем хуже для цивилизации, а не для демократии. Конечно, было бы лучше вернуться в сельские коммуны, если они в самом деле коммуны. Безусловно, лучше обойтись без мыла, чем без общества. Конечно, мы пожертвовали бы всеми нашими проводами, колесами, системами, специальностями, физикой и сумасшедшими финансами ради получаса счастья, которое часто осеняет товарищей в таверне. Я не говорю, что такая жертва необходима; я только говорю, что принести ее будет легко.

Часть третья Феминизм, или Заблуждение о женщине

I. Невоинственная суфражистка

В этой главе будет лучше применить ту же последовательность рассуждений, которая потребовалась ради интеллектуальной справедливости в прошлом разделе. Мои основные мысли по женскому вопросу таковы, что многие суфражистки горячо бы их одобрили; и было бы легко заявить о них без всякой связи с текущей полемикой. Но так же, как для начала потребовалось уточнить, что я не поддерживаю империализм, даже в его практическом и популярном смысле, так же кажется более приемлемым заявить то же самое и об избирательном праве женщин в его практическом и популярном смысле. Другими словами, с моей стороны будет честно хотя бы поспешно и поверхностно обозначить мои возражения суфражисткам, прежде чем мы перейдем к тонким вопросам, стоящим за избирательным правом.