– Но мне больно, – сказала я хрипло.
– Знаю, знаю, Хоуп. Это как расставание. – Скотт немного помолчал. – Нет, вообще-то даже хуже. Потому что обычно предполагается, что хороший друг навсегда.
Я стиснула зубы, но не могла прекратить реветь.
– Но почему? Я имею в виду… почему она так сделала?
– У меня нет ответа, – прошептал Скотт. Он обнял меня. Потом притянул к себе, слегка покачал из стороны в сторону, и тут я потеряла самообладание.
– Почему она даже не объяснилась со мной? Почему только со мной? Почему с остальными она вела себя как ни в чем не бывало?
– Возможно, ты никогда этого не узнаешь. Но ты действительно считаешь, что по такой дружбе нужно скорбеть?
– Что ты имеешь в виду?
– Это ненормально, Хоуп. Это не дружба. Это война в голове. И ты ее не заслуживаешь.
Надолго воцарилась тишина, и я не хотела просто взять и кивнуть головой. Мало было услышать эти слова от кого-то постороннего. Они ничего не меняли. Поменять может только мое полное принятие.
– Я бы тоже хотела в это когда-нибудь поверить, – сказала я.
– И я бы хотел. А до тех пор я буду напоминать тебе об этом столько, сколько понадобится.
Я помолчала.
– Вообще-то, я совсем не заслуживаю тебя.
– Вообще-то, заслуживаешь. Заслуживаешь быть любимой, как и любой другой человек на земле.
Я ничему не возражала.
Он произнес это не задумываясь. И было еще кое-что, о чем нам нужно было поговорить.
– Скотт, насчет того, что я сказала несколько дней назад, – начала я, – в доме моих родителей, когда ты собрался уехать… что я люблю тебя. – Я помолчала. – Я не хотела. Я не хотела таким образом заставить тебя остаться. Я не хотела давить и прошу за это прощения. Это было неправильно, и я сожалею о сказанном. Лучше бы…
– Перестань, – сказал Скотт, когда я вдруг оборвала фразу. Он разглядывал меня, а потом заговорил: – Ответь мне на один-единственный вопрос. Ты так сказала, потому что так чувствовала?
Я вспомнила, как Скотт уезжал тогда, потому что я все испортила. Я помнила свое отчаяние и панику. Видеть, как он уезжает, потому что я не была с ним честной, – ничего хуже этого я в жизни не испытывала. А по поводу его вопроса – тут я была уверена. Я кивнула без всяких колебаний.
– Да, – сказала я. Сиплым, но твердым голосом. – Я так чувствовала.
Скотт продолжал смотреть на меня.
Это был неправильный ответ? Он хотел слышать другое?
Нет. Это был правильный ответ. Правда не бывает неправильной. Я о многом не могла судить с полной уверенностью, но здесь я была полностью уверена.
– Я сожалею, что мне пришлось сказать об этом при таких обстоятельствах, – выдавила я. – Я сожалею, что я сказала об этом, чтобы повлиять на твое решение. Но в то же время я не жалею, потому что это правда, а меня учили, что за правду извиняться не надо.
На губах Скотта появилось подобие улыбки.
– Нет, не надо.
– Мне только грустно, что я призналась тебе таким образом.
– А мне не грустно, – ответил Скотт. – И знаешь почему? Потому что это вписывается в нашу схему второго-первого раза, ты не находишь?
– Под вторым-первым разом ты подразумеваешь мое признание в любви? – прошептала я.
– Второй-первый раз, когда ты мне говоришь, что любишь меня, а это – первый-первый раз, когда я говорю тебе это, – сказал Скотт и придвинулся. Он улыбнулся. – Хоуп? – Коснулся губами моих губ. – Я люблю тебя, – прошептал он и поцеловал меня. – Я люблю тебя, – повторил он. – Вот. Два раза. Теперь счет опять равный.
– Нет. Я люблю тебя, Скотт. Вот теперь мы квиты.
– О’кей. – Он усмехнулся. – А бывает третий-первый раз?
– Нет. Это просто третий раз.
– А, понял.
– Мы должны приберечь его.
– На потом? – спросил он.
– Именно. Он должен быть особенным.
– Он всегда будет особенным, Хоуп.
– Хорошо.
Он улыбнулся.
Глава 34
Я окончательно потеряла счет времени, и это было лучшее из ощущений на целом свете. В отсутствие мобильного и текстовых сообщений игнорировать существование какого-то другого мира, кроме этой параллельной вселенной, было на удивление легко. Мы предупредили перед поездкой наших друзей и семьи, что уедем на несколько дней и будем недоступны.
Лишь восходящее солнце примерно подсказало мне, который час, когда я на следующее утро проснулась рядом со Скоттом.
Его глаза были закрыты, тело тяжелое и расслабленное, поэтому я со всей осторожностью высвободилась из его объятий. Нельзя было, чтобы он проснулся, поскольку я теперь знала, что заснуть у него в основном получалось лишь под утро. За исключением ночи после Хеллоуина и после его панической атаки в Лос-Анджелесе, он еще ни разу не уснул раньше меня. В том числе и вчера, когда я, чертовски разморенная вином, сексом и теплым бассейном, провалилась в глубокий сон на нашей кровати на антресолях. Сейчас я озябла, ночью дом охладился.