Четыре угла коварства

…в замке, как вдруг дверь открылась, сияющей улыбкой Лора встретила Павла. Сейчас меньше всего он хотел бы видеть ее, к тому же в собственном доме, а прибавить к этому прескверное настроение, которое нет желания скрывать и разыгрывать пофигиста, помноженного на лоха. Но все же никуда не деться, Лора играет роль кающейся Магдалины, он поиграет в папу.

– Как Тимофей? Спит? – поинтересовался, снимая куртку.

– Разумеется, спит, двенадцатый час. Давай куртку и шарф, повешу, а то у тебя все висит как попало, а иногда куртка падает с плечиков.

Какая забота, еще чуть-чуть – и можно растаять. Однако Павел давно вышел из возраста таяния, но улыбку натянул, потом отдал куртку, шарф и спросил:

– Какие впечатления у Тимы после нашего похода?

– Устал очень. Вы его измотали, бедняжка наш сын рухнул на диван и уснул, а он днем не любит спать.

Короче, Тима ей ничего не рассказал.

– Мама не пришла? – осведомился Павел.

– Пришла. – Лора вдруг органично перешла в другое состояние, изобразив на личике виноватую мину. – Зоя Артемовна собирала вещи. Из-за меня, да? Ты бы ей объяснил, что Тимофей все-таки ее внук.

Ну, тут Павел не смог соврать что-нибудь успокаивающее, посему ничего не сказал, сделал пару шагов, Лора повелела:

– Иди в душ, а я подогрею ужин.

– Спасибо, ужинал.

– Да? Где ужинал?

Все ей расскажи, Павел сказал правду:

– У друзей. Извини, хочу с мамой поговорить.

Дал понять, что она будет лишней, а то потащится за ним. Павел негромко постучался в дверь, чтобы не разбудить мать, если она спит. Из комнаты донеслось:

– Ты, Павлик? Заходи.

Зоя Артемовна лежала в постели, читала толстую книгу, которую освещала яркая лампа, на обложке пухленький младенец – все ясно, мама готовится стать идеальной бабушкой. Павел присел на край кровати, молчал, он ждал, когда рассерженная мамуля посмотрит на него, единственного и любимого сына. Она, не отрываясь от книги, спросила подчеркнуто равнодушно:

– Что случилось? Говори уж, я по лицу вижу твои проблемы.

– Феликса задержали.

– Феликса? За что?

– Подозрение в двойном убийстве.

Наконец она соизволила опустить книгу.

– Павлик, ты с ума сошел?

– Нет, я в уме. Ему надели при мне наручники и увели. Еле выбил для Феликса ИВС.

– ИВС – это что?

– Изолятор временного содержания, там у нас условия цивильные, нигде таких нет, почти гостиница.

Зоя Артемовна отложила книгу, подтянулась на руках и села, опираясь спиной о подушки, в ее глазах сверкала помимо беспокойства растерянность.

– Ничего себе новость… – проговорила она. – Глупее не придумаешь. Ты серьезно? Считаешь, что Феликс убил двух человек?

– Я? Нет, что ты… конечно же нет, – устало произнес Павел. – Подставили его, но это нужно доказать… то есть нужно раскрыть убийство… А у меня до сих пор ничего нет, совсем ничего.

– Боже мой, а что же Настенька?

– Я был у нее. С Веником.

– Павлик, что за клички, ты взрослый, а как подросток.

– Мама, это любя. Я чувствовал себя врачом, который сообщает родным, что больной умер у него на операционном столе и по его вине…

* * *

Она открыла дверь, ожидая, что пришел муж, а на пороге стояли Терехов с Вениамином, улыбка с лица Насти слетела, видимо, это была реакция на их траурные физиономии.

– А Феликс?

– Настенька, ты разрешишь войти? – не ответил Павел на прямой вопрос, а это маркер: действительно что-то случилось.

– Да, пожалуйста, проходите…

Павел и Вениамин прошли в комнату, садиться не стали, Настя пришла следом, уставилась на них перепуганными глазами, а гости – на нее, не решаясь сказать плохую, очень плохую новость. Жена Феликса очень красивая: зеленоватые глаза, гармоничные черты, с рождением ребенка в ней появилась притягательная мягкость, ей двадцать четыре года, а она идеальная хозяйка, умеет все. Детство было сложное, много лишений, но все это не ожесточило Настю, напротив, она поняла, какую жизнь хочет построить – такую же гармоничную, как сама. Между тем и характер у нее есть, она девочка сильная и отважная: когда отчим защищал ее от преступников, которые хотели ее увезти, Настя его не бросила, не убежала. Да, характер у девчонки крепкий, недаром обуздала Феликса.

– Может, поужинаете? – робко спросила Настя, что на нее не похоже, робости в ней точно нет. – Я сейчас накрою, как раз и Феликс подойдет.

– Не стоит накрывать, – отказался Павел, но тут же и передумал. – Чаю можно? Веник, ты от чая не откажешься?

– Выпью, – кивнул тот.

– Я сейчас.

Настя убежала, неожиданно раздался голос:

– И на меня, плиз, чаю с вареньем! – Алина вошла в комнату, плюхнулась в кресло. – Уф! Дверь была открыта – заходи кто хочешь. Я и вошла.

Миниатюрная Алина еще одна красота, которая органично вплелась в их компанию, а Вениамин занялся ее воспитанием, иногда она поддается. В этом году получила диплом программиста, кстати, оказалась весьма полезной, ее пристроили в УВД к админу Левченко – он далеко не любитель бабского пола у себя под носом, но девчонкой доволен. Алина указала пальцем туда, куда ушла Настя, спросила:

– Она знает?

– Нет еще, – сказал Вениамин.