— Я же говорила вамъ:- когда я сюда пріхала гостить, въ первый же день старуха (увы, что сказала бы княгиня Аглая Константиновна, если бы знала какъ ее обзывала барышня!) заставила меня пть, и я спла: «я помню чудное мгновенье.» Онъ былъ вн себя отъ восторга, подошелъ, нсколько разъ жалъ мн руку, даже поцловалъ одинъ разъ, кажется, и потомъ каждый вечеръ заставлялъ пть, — все опять «я помню», шутилъ, любезенъ былъ… Ну, извстно, какъ когда человкъ занятъ женщиною… Вы тогда пріхали, и я вамъ разсказала… И вы тогда сами мн сказали: «гляди, Оля, умна будешь, большаго осетра можно выловить!» Вдь говорили вы?
— Говорить говорилъ, не отказываюсь, — Елпидифоръ Павлычъ почесалъ себ за ухомъ, — говорилъ потому, что эту Шастуновскую породу знаю, — слышалъ! Покойный князь Михайло Васильевичъ въ свое время пропадалъ изъ за женщинъ…. Этотъ опять, когда товарищемъ министра былъ, — я въ Лейбъ-Уланскомъ полку еще служилъ, — въ Петергоф по лтамъ жила его тогдашній предметъ, замужняя, одного доктора жена, красавица!.. Я всю эту исторію зналъ… Мужъ низачто разводной ей дать не хотлъ, а то бы онъ на ней непремнно женился. Всмъ пренебрегъ, имя свое, мсто, въ фавор какомъ былъ тогда, — все это ему было нипочемъ! Всмъ жертвовать былъ готовъ ей… Только она въ скорости тутъ умерла; такъ его самъ Государь, говорятъ, посл этого за границу послалъ, а то мало съ ума не сошелъ отъ горя… Такъ вотъ, зная, разъ, какіе они люди страстные, во вторыхъ что подъ старость еще сильнй бываетъ эта слабость, — чтожъ, думаю, попытка не пытка; авось и съ нашей удочки клюнетъ!.. Ты-же у меня уродилась такая что у тебя на мужчину въ каждомъ глазу по семи чертей сидитъ…
— Я васъ и послушалась, молвила Ольга Елпидифоровна, невольно усмхнувшись такому неожиданному опредленію ея средствъ очарованія, — и все повела какъ слдуетъ…
— Ну, и…? крякнулъ, подмигнувъ, исправникъ.
— Что «ну?»…
— Ни съ мста?…
— Да, дйствительно, сжавъ въ раздумьи брови, созналась барышня, — я въ эти послднія дни стала замчать…
— То-то!.. И, по твоему, какъ это понимать надо?
— Старъ… Выдохся! Она презрительно повела плечомъ.
— Анъ и ошиблась!.. И я ошибся, повинился достойный родитель.
— Что-же, по вашему. Она остановила на немъ разширенные зрачки.
— И не выдохся, и даже очень пылаетъ… да только не про насъ!..
— Что-о? протянула Ольга Елпидифоровна, — онъ влюбленъ… въ другую?..
— А сама-то и не замтила! Онъ закачалъ головою. — Эхъ вы? Прозорливы только пока самолюбіемъ глаза вамъ не застелетъ!..
— Да въ кого, въ кого же, говорите? И она нетерпливо задергала отца за рукавъ.
Толстый Елпидифоръ поднялся со скамьи, обошелъ кругомъ бесдки, заглянулъ въ сосдніе кусты, слъ опять, привлекъ къ себ за руку дочь, и шепнулъ ей на ухо:
— Въ княжну!
— Въ племянницу? вскрикнула барышня. — Не можетъ быть!
Исправникъ зажмурилъ глаза и повелъ головою сверху внизъ:
— Есть! прошепталъ онъ:- по полицейской части не даромъ двнадцатый годъ служу, съ меня одного взгляда довольно!..
— Ахъ онъ противный! еще разъ вскрикнула Ольга Елпидифоровна.
— Ссс!.. Halt's Maul! говорятъ нмцы. И Боже тебя сохрани хотя видомъ показать что ты объ этомъ прочуяла!.. Ты тамъ себ, матушка, грандамствуй сколько теб угодно, только помни одно, что отецъ у тебя — горшокъ глиняный; такъ чугунные-то ему, только притронься, вс бока протычутъ… А брюхо у меня объемное, сама видишь, сть много проситъ…
Барышня примолкла и опустила голову. И у нея теперь какъ у Лафонтеновской Перреты лежала въ ногахъ разбитая молочная кринка, на которой строила она свое воздушное княжество…
— Какъ же быть теперь? проговорила она озабоченно.
— Какъ быть? повторилъ толстякъ;- очень просто! я теб сейчасъ
— Нтъ! перебила она, и топнула ногою, — вы мн про Ранцева и говорить не смйте!.. Хоть бы сами подумали: ну, что я изъ него могла бы сдлать?… Нтъ, я ужь лучше за Мауса пошла бы!..
— За стряпчаго-то? Исправникъ скорчилъ гримасу.
— Онъ не стряпчій просто, — онъ правовдъ! На тридцать первомъ году онъ будетъ статскій совтникъ, онъ мн самъ на бумажк высчиталъ. Я вс чины знаю, и производство, — выходило врно!.. И у отца его большая практика и онъ одинъ сынъ…
— Какъ знаешь! пожалъ плечами Акулинъ:- только вотъ что, Оля, примолвилъ онъ какъ то странно помаргивая своими заплывшими глазками, — ты ужъ Ранцева не срами!.. Для меня хоть!..
Она глянула ему прямо въ лице:
— Опять профершпилились?
— Такое чертовское несчастье! вскрикнулъ онъ ударяя себя что мочи по боку;- третьяго дня у Волжинскаго пять талій сряду, — въ лоскъ!.. Послдніе десять цлкашей сюда дучи отдалъ… То есть, `a la lettre, ни гроша!..
— Вы капитану сколько ужъ должны? спросила барышня.
— Семьсотъ… кажется! неувренно пробормоталъ онъ.
— А теперь сколько вамъ надо?
— Да еслибъ… полтысячки далъ…
— Хорошо, я ему скажу.
— Ахъ ты мой министръ финансовъ! восторженно возгласилъ толстый Елпидифоръ, схватилъ обими руками дочь за голову, и звучно чмокнулъ ее въ лобъ,
— То-то министръ! досадливо промолвила она, поправляя прическу, — а вы то… Она не договорила, и ушла изъ бесдки.