Четверть века назад. Часть 1

Это былъ тотъ студентъ, «Жоржъ-Сандистъ,» юноша лтъ двадцати, въ которомъ чуялъ себ соперника Гундуровъ. Скажемъ здсь кстати, что онъ смотрлъ прямымъ московскимъ студентомъ тхъ временъ: что-то заразъ открытое и вдумчивое, серьезное и мягкое въ пошиб, чертахъ, во взгляд большихъ карихъ глазъ, неряшливо падавшіе на лобъ волосы, и потертый уже на швахъ рукавовъ новый сюртукъ съ синимъ воротникомъ и форменными съ орлами пуговицами

Онъ, со своей стороны, не чуялъ, видимо, ничего похожаго на нерасположеніе къ себ въ нашемъ геро:

— Позвольте вамъ себя представить, — Факирскій, молвилъ онъ ему, подходя и кланяясь, — кланяясь даже съ нкоторымъ оттнкомъ почтительности, — я также былъ филологъ, теперь на юридическій перешелъ, но вы меня вроятно не помните; я былъ на первомъ курс когда вы кончали. — Только я васъ очень уважаю! скороговоркой добавилъ онъ, какъ то неловко отворачиваясь и въ тоже время протягивая свою руку Гундурову.

— Я вамъ очень благодаренъ сказалъ тотъ пожимая ее, — но не знаю чмъ заслужилъ….

— Я вашу кандидатскую диссертацію имлъ случай прочесть, пояснилъ студентъ, — превосходная вещь-съ! Хотя я и не славистъ, а истинное наслажденіе мн доставила. Ученость ученостью, а пріемъ у васъ такой… теплый… Тамъ гд вы это о братств народовъ по поводу славянъ развиваете….

— То есть о племенной славянской связи, поправилъ улыбаясь Гундуровъ.

— Да-съ, да-съ, закивалъ головою Факирскій, — только это у васъ гораздо шире понимать слдуетъ… Я, по крайней мр, такъ понялъ: Тутъ между строкъ прямо выясняется вашъ идеалъ: чтобы «народы, распри позабывъ», — вс народы-съ, не одни славянскіе, — «въ великую семью соединились.» Такъ говорилъ великій Пушкинъ со словъ великаго Мицкевича, такъ думаютъ въ наше время и вс великіе мыслители на Запад… И изъ вашей диссертаціи я понялъ что вы именно проводите мысль объ этомъ братств народовъ на началахъ свободы и равен…

— Конечно, если угодно вамъ такъ понимать… перебилъ его нашъ герой, который въ эту минуту вс народы и всхъ мыслителей Запада отдалъ бы за то чтобъ отъ него поскоре отдлаться;- но вы, кажется звали насъ на сцену?…

— Да-съ, тамъ князь и княжна просили всхъ участвующихъ въ Гамлет… Да вотъ-съ уже прямо, искусство, ухватился опять студентъ за видимо любезную ему мысль, — вотъ-съ уже первая и неразрывная международная связь! Шекспиръ, возьмемте, разв онъ исключительно англійскій, а не общечеловческій поэтъ? Вдь онъ для Нмцевъ еще дороже и выше чмъ для Англичанъ, а для насъ…

Но Гундуровъ уже не слушалъ его боле и, вслдъ за Ашанинымъ, направился въ театральную залу.

XIII

Репетиція Синичкина отошла. На сцен не оставалось уже никого, кром режиссера и Вальковскаго, отмчавшихъ по экземпляру Гамлета нужныя для драмы бутафорскія принадлежности. Участвовавшіе въ ней актеры разбирали свои роли, только что принесенныя изъ домовой конторы. Въ залу зрителей набралось еще боле прежняго, но смха и говора слышно уже не было; на всхъ лицахъ ясно читалось нетерпніе, съ примсью какой-то торжественности, словно, дйствительно, готовилось, по выраженію Ашанина, «священнодйствіе.» Но, увы, долгъ правдиваго повствователя заставляетъ насъ признаться что великій Шекспиръ былъ тутъ не при чемъ: общее любопытство относилось не къ Гамлету, а къ княжн Лин, которая должна была принять въ немъ участіе, — о чемъ много было тогда рчей по окрестнымъ весямъ и селамъ. Мужчины, въ особенности прізжіе Москвичи, готовы были заране отвчать за ея талантъ; провинціальныя барыни и барышни, сжавъ губы сердечкомъ, ожидали, въ свою очередь, выхода, «заграничнаго чуда…»

Въ переднихъ креслахъ возсдала сама хозяйка между неизбжнымъ Зяблинымъ и Софьей Ивановной. Княжна, стоя передъ ними со свернутою трубочкою ролью своею въ рук, равнодушно улыбалась, отвчая на какія-то, очевидно любезныя рчи «бриганта…»

При вид тетки, Гундурова передернуло; присутствіе ея его смущало. Для нея все это «скоморошество», — онъ зналъ… Онъ чувствовалъ что она все это осуждаетъ; что ей «совстно» за него

— Сергй Михайловичъ, обратился къ нему тутъ же князь Ларіонъ, сидвшій у столика, спиною ко сцен, и перелистывавшій лежавшую передъ нимъ книгу, — согласны ли вы будете на нкоторыя купюры?

— На что именно? спросилъ, подходя, молодой человкъ, на котораго тотчасъ же и обратились глаза всей залы.

— Это требуетъ нкотораго изъясненія, заговорилъ князь своимъ изысканно изящнымъ тономъ, — и прежде всего прошу врить въ глубокое мое уваженіе къ великому произведенію которое мы взялись теперь исполнить. Я бы не ршился выкинуть изъ него ни йоты, если бы, во первыхъ, это уже не было сдлано господиномъ Полевымъ — князь, слегка скрививъ губы, кивнулъ на свою книгу, — а главное, еслибъ я не могъ сослаться на другой, посильне этого, авторитетъ…

— На Гёте? улыбнулся Гундуровъ.

— Вы сказали! улыбнулся и князь, слегка наклонивъ голову;- благодаря вашей доброй зат, я въ эти два послдніе дни доставилъ себ наслажденіе перечесть самаго Гамлета, и вс мста въ Вильгельм Мейстер гд о немъ идетъ рчь…