Четверть века назад. Часть 1

Но относительно самаго факта онъ былъ правъ и не заслуживалъ никакого упрека. Дйствительно, имъ было сдлано «все что отъ него зависло», и оставалось единственно ждать когда «на неб опять проглянетъ солнышко»… Тмъ не мене на душ у Софьи Ивановны не было покойно: она боялась унынія, а тутъ онъ вернулся вдругъ весь сіяющій, «сіяющій какою-то непонятною фривольностью,» говорила себ она….

Она внимательно слдила за нимъ изъ подъ опущенныхъ вкъ, между тмъ какъ онъ, поднявшись съ мста, принялся ходить по спальн, останавливаясь передъ шкафами и этажерками, заглядываясь на ея саксонскія куколки, на фарфоровые горшки съ мсячными розами, разставленные по окнамъ, на обвитый вчной зеленью плюща портретъ Императрицы Маріи еодоровны въ золоченой рамк подъ стекломъ, — самый драгоцнный для Софьи Ивановны предметъ въ ея комнат,- и улыбался какою-то умиленною и радостною улыбкою….

— Онъ счастливъ что вернулся домой, и ни о чемъ другомъ не можетъ думать въ эту минуту! объяснила себ Софья Ивановна съ успокоеннымъ чувствомъ — и улыбнулась тоже.

— Позвони, Сережа, сказала она, — ты мн пыли нанесъ въ комнату ужасъ!

Вошедшему слуг она приказала отереть пыль съ сапоговъ Сергя Михайловича и подмести полъ.

— Вы не измнились, милая тетя, весело разсмялся Гундуровъ — все та же у васъ мономанія чистоты!..

— Вотъ ты надо мною трунишь, такъ-же весело отвчала она, — а я отъ твоей княгини Шастуновой апробацію за это получила, когда была она здсь… И все это охала она, громко разсмялась Софья Ивановна, — и ахала, удивляясь какъ это я, не смотря на «провербіальную грязь» русской прислуги, какъ я успваю «obtenir ces effets lа,» то есть, по просту, какъ достигаю держать домъ въ опрятности. Уморилъ меня князь Ларіонъ; «а это, пресерьезно объясняетъ онъ ей за меня эти мои „effets,“ это иначе не достигается, говоритъ, какъ посредствомъ геометріи; совтую говоритъ, вамъ учителя взять»… А она слушаетъ его, и ничего не понимаетъ…

— Онъ удивительно что иногда позволяетъ себ отпускать ей сказалъ Гундуровъ, — образъ княжны какъ живой промелькнулъ передъ нимъ въ эту минуту, и онъ передалъ Софь Ивановн эпизодъ съ князькомъ за завтракомъ.

— Да, онъ умный человкъ, но… терпкій, молвила она, выслушавъ, своимъ обычнымъ, серьезнымъ тономъ и какъ бы отыскивая подходящее выраженіе….

— Князь-Михайлу онъ дтямъ его собою не замнитъ! примолвила Софья Ивановна помолчавъ, и вздохнула.

— И какъ это чувствительно для княжны Лины! вырвалось у Гундурова.

Въ звук его голоса было что-то что опять такъ и кольнуло Софью Ивановну. Она уставилась на него:

— А ты почему думаешь? спросила она, стараясь произнести эти слова какъ можно спокойне.

Но онъ стоялъ къ ней спиною и глядлъ въ садъ: она не могла видть его лица…

— Княжна въ разговор, отвчалъ онъ не сейчасъ на вопросъ тетки, — сказала нсколько словъ про отца, и изъ нихъ я могъ заключить…

— Что ей дорога его намять, договорила Софья Ивановна, не дождавшись конца фразы племянника, — это ей приноситъ честь!.. Онъ стоилъ этого!..

— Вы его любили, тетя? спросилъ Гундуровъ, оборачиваясь къ ней.

Странное дло, — эти слова какъ бы смутили Софью Ивановну. Она нсколько времени не находила отвта…. Кто извдаетъ изгибы женскаго сердца? Быть можетъ, въ эту минуту совсмъ въ иномъ значеніи представлялся для нея безхитростный вопросъ племянника, и въ душевной глубин своей старалась разобрать она, какое въ дйствительности чувство внушалъ ей этотъ человкъ, съ которымъ она встрчалась на нсколько часовъ въ длинные интервалы трехъ, четырехъ лтъ, не разумя его никогда иначе какъ за умнаго и пріятнаго собесдника, но котораго каждое слово въ эти рдкія ихъ встрчи хранила ея память до сихъ поръ, а смерть глубоко и долго щемила ей сердце…