Четверть века назад. Часть 1

Помщеніе театра занимало почти весь правый, двухъэтажный флигель дома. Гундуровъ такъ и ахнулъ войдя въ него. Онъ никакъ не воображалъ его себ такимъ объемистымъ, удобнымъ, красивымъ. Широкая и глубокая сцена, зала въ два свта амфитеатромъ, отставленныя временно къ стнамъ кресла, обитыя стариннымъ, еще мало выцтвтшимъ, малиновымъ тисненнымъ бархатомъ, пляшущія нимфы и толстопузые амуры расписанные по высокому своду плафона, сверкавшія подъ утренними лучами стеклышки спускавшейся съ него большой хрустальной люстры, проницающій запахъ свжаго дерева и краски, — все это подымало въ душ молодаго любителя цлый строй блаженныхъ ощущеній, всю забирающую прелесть которыхъ пойметъ лишь тотъ кто самъ испытывалъ ихъ, кто самъ пьянлъ и замиралъ отъ восторговъ и тревоги подъ вліяніемъ того что Французы называютъ l'enivrante et ^acre senteur de la rampe….

И Гундуровъ съ безотчетною, счастливою улыбкою осторожно пробирался теперь, вслдъ за Вальковскимъ, промежь брусковъ, горшковъ съ краскою, гвоздей и всякаго хлама, мимо растянутаго на полу залы полотна, на которомъ сохла только что вчера написанная декорація. «Фанатикъ» трещалъ какъ канарейка, и отъ преизбытка всего того что хотлось ему сообщить друзьямъ путался и заикался, безпрестанно перебгая отъ одного предмета къ другому. Онъ говорилъ объ оркестр набранномъ имъ изъ музыкантовъ Малаго театра, съ которыми, какъ и совсмъ Московскимъ театральнымъ міромъ состоялъ на ты, и тутъ-же поминалъ крпкимъ словомъ дворецкаго княгини, съ которымъ уже усплъ два раза выругаться; передавалъ о какой-то старой кладовой., открытой имъ, гд онъ нашелъ «самую подходящую „-де къ Гамлету мебель, и о почему-то вздорожавшихъ кобальт и охр; сообщалъ что первый театрикъ иметъ быть 3-то іюня, въ день рожденія княжны, которой минетъ 19 лтъ, и что къ этому дню надетъ въ Сицкое чуть не полъ-Москвы, и даже изъ Петербурга какіе-то генералы общались быть….

Но вся эта болтовня шла мимо ушей Гундурова. Онъ только видлъ предъ собою сцену, на которой онъ появится вотъ изъ за этой второй на лво кулисы, изображающей теперь дерево съ тми подъ нимъ невиданными желтыми цвтами какіе только пишутся на декораціяхъ, а которая тогда будетъ изображать колонну или пилястръ большой залы въ Эльсинор,- появится съ выраженіемъ „безконечной печали на чел“, съ едва держащейся на плечахъ мантіи, и спущеннымъ на одной ног чулкомъ, какъ выходилъ Кинъ, и скрестивъ на груди руки, безмолвно, не подымая глазъ, перейдетъ на право, подальше отъ Клавдіо….

— „Отбрось ночную тнь, мой добрый Гамлетъ“, начнетъ Гертруда, —

Зачмъ искать съ опущенной рсницей
Во прах благороднаго отца?
Ты знаешь: все что живо, то умретъ…

— Да, отвтитъ онъ, — и какъ онъ это скажетъ! — …

Да, все умретъ! — „А если такъ
То что-жъ теб тутъ кажется такъ странно?“

А онъ… И Гундуровъ, вбжавъ на сцену, уже стоялъ съ этими скрещенными на груди руками, на этомъ своемъ мст на право, и пробовалъ резонансъ залы:

Нтъ, мн не кажется, а точно есть,
И для меня все кажется ничтожно…
Нтъ, матушка, ни траурный мой плащь,
Ни грустный видъ унылаго лица,
Ни слезъ текущій изъ очей потокъ, —
Ничто, ничто изъ этихъ знаковъ скорби
Не скажетъ истины…

читалъ онъ, постепенно возвышая голосъ, давая самъ себ реплику и безсознательно увлекаясь самъ…

— Врно, хорошо! одобрительно покачивалъ головою глядвшій на него снизу Ашанинъ.

— Э, братъ, крикнулъ въ свою очередь Вальковскій, — да ты своего что-ли Гамлета читаешь?

— Какъ, такъ?

— Я выходъ-то Мочалова хорошо помню, — совсмъ не т слова были

— Ну да, объяснилъ Гундуровъ, — въ театр у насъ играютъ по передлк Полеваго, а я читалъ по Кронеберговскому переводу.

— Для чего-же это? недовольнымъ голосомъ спросилъ Вальковскій.

— А потому что онъ и ближе и изящне…

— А къ тому вс привыкли, знаютъ, вся Россія… торговцы въ город его знаютъ, такъ нечего намъ мудровать съ тобою. Тутъ не въ врности дло, а чтобы каждый сердцемъ понялъ… запнулся Вальковскій, не умя, какъ всегда, договорить свою мысль.

— Да къ тому же и Варламовская музыка, всмъ извстная, поддерживалъ его Ашанинъ.

И онъ заплъ фальцетомъ на всю залу:

Моего-ль вы знали друга?
Онъ былъ бравый молодецъ…

— Въ блыхъ перьяхъ, статный воинъ,
Первый Даніи боецъ,

неожиданно отвтилъ ему вблизи чей-то свжій, звучный женскій голосъ, — и изъ за стремительно отворившихся на об половинки ближайшихъ къ сцен дверей вылетла, остановилась на бгу, зардлась, и вдругъ залилась раскатистымъ не совсмъ естественнымъ смхомъ быстроглазая, свжая и пышная брюнетка, двушка лтъ девятнадцати…