– Есть какие-нибудь догадки, для чего им потребовались девушки? – поинтересовался у неё Дай, глядя в окно.
– Ради денег. Очевидно же.
Дай снисходительно глянул на неё. Его вид так и говорил: «Очевидно, что нет».
Лилит закипела.
– Тогда ради чего?
– Не знаю, но за этим точно стоит нечто большее, чем простая жажда наживы. И соваться в это в одиночку, я тебе не рекомендую.
– Что ты предлагаешь?
– Не дошло? – он иронично выгнул бровь. – Я бы мог тебе помочь, если, конечно, ты хорошенько попросишь.
Лилит самодовольно хмыкнула.
– И без твоей помощи справлюсь! Сиди тут, пока я раскрываю это дело, благо, нам разрешили остаться в этом доме на время следствия.
Лилит развернулась и пошла к выходу. До самых ворот поместья Дай провожал её хмурым взглядом. Это дело казалось ему слишком проблемным. Конечно, был способ быстро во всём разобраться, но рисковать девчонкой, о которой он пообещал заботиться, ему не хотелось.
Ⅲ
Всю свою сознательную жизнь Лилит воровала. Но не из-за каких-то навязчивых мыслей, непреодолимой тяги к чувству опасности, или того хуже – болезни. Нет. Она всегда осознавала, что делает и для чего.
Для выживания.
Целый год она провела с детьми беспризорниками. Они приютили её, научили выживать. Научили хватать кошелёк и бежать, бежать, куда глаза глядят, по узким переулкам и улочкам в тайные ходы. Потому что, если тебя поймают – церемониться не станут: отрубят руки на главной площади, а может и что похуже. Те, кого ловили, больше никогда не возвращались в родные катакомбы. Каждый день в этом жестоком мире, где правят деньги, Лилит выживала, как могла: без колебаний шла на риск и возвращалась победителем, в первую очередь над собой…
Она создавала себя заново. По кусочку, раз за разом. Ломала, шла против морали, переступала через честь и гордость, и собиралась вновь в другой комбинации, творила новую мозаику из старых деталей. Сначала было больно, мерзко и страшно, потом – привыкла. Совесть с её муками засохла и отвалилась, как старая болячка.
И Лилит знала, что разобьёт себя и соберётся снова, если это потребуется для выживания. А каждая новая кража – лишь очередное напоминание об этом.
Так и сейчас, она без колебаний стащила газету у разносчика, пока тот отвернулся к другим покупателям. Газета понадобилась только из-за портрета Оливии на одной из страниц.
Но Лилит не обратила внимания, что её заметили. Мальчишка в рваной старой куртке и штанах с заплатками внимательно проследил за ней.
Лилит шла по запылённой дороге в окружении невысоких, четырёхэтажных кирпичных домов. Днём по улицам ходили толпы народа, в основном одетые прилично. Дамы в простоватых турнюрных платьях разных тёмных оттенков, мужчины в сюртуках и рабочих куртках. Лилит несильно выделялась из общей массы и это радовало. Всё же большие скопления людей – раздолье для воришки и человека, не желающего привлекать внимание.
По правой стороне дороги продавали разнообразные товары, как продовольствие, так и сувениры. Разрушенные рельсы положительно отразились на торговле Хадара: все пассажиры были вынуждены задержаться в городе на пару дней, пока не починят рельсы.
В Лилит кто-то врезался, извинился и хотел уже уйти, но девчонка схватила человека за руку. Мальчишка небольшого роста с растрёпанной рыжей шевелюрой растерялся, начал вырываться, но Лилит держала крепко.
– Хотел обокрасть меня, сорванец? – прошептала она ему на ухо. – Я такие штучки знаю, не первый день живу.
Она повернула к себе его ладонь и вытащила из костлявых пальцев свой кошелёк.
– Пощадите! – взмолился мальчишка, пытаясь вырваться. – Мне нужны мои руки! У меня мать больная и сестра…. Мы все глодаем, пожалуйста, не сообщайте в полицию!
– Успокойся, – кротко улыбнулась Лилит уголками губ. – Мне самой не хотелось бы иметь дел с полицией.
Но с Даем она уже связалась. Вот проблема.
– Так мне не показалось… ты!..
– Тихо, – шикнула она. – Поговорим в другом месте.
Они прошли по какому-то переулку, уйдя с главной дороги вправо, в спальные районы. Мальчишка уселся на лестницу крыльца грязно-кирпичного дома.
– Какие трущобы? – с ходу накинулся он.
– Столичные, – хитро усмехнулась Лилит.
– Ого, – мальчик присвистнул. – Тогда понятно, почему у тебя такие знатные навыки. Я думал ты обычная богачка-клептоманка. По виду и не скажешь, что из трущоб, да ещё и… столичных.
Удивление мальчика было ясно как день. Чем ближе ты к «центру», тем сильнее контраст между богатством и нищетой. Соответственно, где заседает большое число богачей, там нищим живется совсем худо. Самым «трущобным адом» считается столица – Гиансар. Место, в которое они с Даем едут, место, в котором Лилит росла с беспризорниками.
А мальчишка не признал в ней «свою» из-за одежды богачей – фрака.
– Слушай, малец, я ищу кое-кого, не встречал случаем? – она развернула перед его носом страницу газеты с портретом исчезнувшей Оливии Браулиш. – Говорят, она пропала где-то в этом районе.
– Хм… – он нахмурился, вглядываясь в фотографию. – Точно не знаю, может, видел, может, и нет, но думаю, монеты освежат мне память.