Читаем Человек в искусстве экспрессионизма полностью

По форме и содержанию «Комедию жизни» можно сопоставить с «Душой Лотоса» Ф. Купки (1898). Идентичен сюжет левых створок – душа в ожидании нового рождения. У Купки это представлено как воспарение над лотосом (ср. с другой известной его работой – «Начало жизни», 1900–1903) – иллюстрация тезиса Е. П. Блаватской о лотосе как божественной мысли, развивающейся от абстрактного к конкретному. Вахал же изображает душу, подбирающую себе телесную оболочку, как капусту на грядке. Центр – Жизнь земная в образе привязанной к дереву фигуры человека с деформированными змеевидными формами, вокруг нее «оживают» едва заметные глазу духи и демоны, сверху – девичий лик (Бодхисаттва?) с опущенными глазами. Правая створка – Смерть, где в соответствии с принятой в теософии иерархией изображены астральные уровни – низший, в котором сконцентрированы страсти и желания и где пребывает освобожденное от физической оболочки тело прежде, чем попадает в высший астральный план для следующей реинкарнации. Здесь едва различимы силуэты в кромешной тьме иссиня-черного цвета, и только вспышки света, несколькими золотыми пятнами брошенные во тьму, напоминают «Ад» Босха до тех пор, пока мы не разглядим, что это тоже чьи-то личины.

Форма триптиха в обоих случаях лишь задана обрамлением, и там и тут изображение переходит с одной створки на другую – с Рождения начинается Жизнь, в нее проникает Смерть, но забирает лишь тело, обрекая душу на вечные скитания в потемках. Остановить дурную бесконечность перерождений способен человек, но где он? Не этот же червяк, привязанный к дереву! Купка не изображает круговорот рождения и смерти, но центр его триптиха пуст, как «океан сансары». Купка, в отличие от Вахала, был практикующий медиум, а его ранняя живопись (и графика, заметим) отличалась необычайной конкретностью деталей при всей невообразимости положений. Глядя на триптих Вахала, мы понимаем, что это в гораздо большей степени книга, текст, и дело не в наличии надписей, не в отсылке к плакатному стилю сецессии. Вахал не идет от изображения к тексту или наоборот, для него всё, а возможно, и все вокруг него есть текст тотальный. Достаточно взглянуть на любую исписанную или изрисованную им страницу. Именно поэтому ему не нужны были черновики и наброски – что тут править, если процесс бесконечен? Не потому ли он так скурпулезно, день за днем записывал все даже самые незначительные вещи, происходившие с ним, без разбора – встал, вышел, взял пса, встретил того, видел этого, вернулся и т. п. Подсчитывал, составлял каббалистические гороскопы – себе, другим, переводя слова в цифры. «Тотальную инвентаризацию Вселенной»7 Вахал производил и в своих книгах – энциклопедии чудовищ в «Огороде дьявола», собрании запахов – в «Мистике обоняния».

«Кровавый роман», титульный лист

«Доктор Шимса», илл. к «Кровавому роману»

На первый поверхностный взгляд портрет Вахала совсем не вяжется с представлением об экспрессионизме. К тому же всегда существует как бы несколько Вахалов: он сознательно ускользает от четких дефиниций. Его часто называют мизантропом, но он твердит о любви к слабым, малым, особенно к животным. Многие считают его сатанистом, продавшим душу дьяволу, а он пишет: «благодарю Бога этой земли, Бога всякой твари, сверкающего в глазах моего пса, таящегося в звере, тепле солнца и тела – за то, что живу»8. Был бы у меня ребенок, «единственной религией, которую бы ему дал, был бы культ оптимизма. Воспитал бы его так, чтобы мороз и голод принимал за блаженство, операционная зала казалась ему местом забав, а больничная койка – театральной ложей»9. Ибо всё в мире – смех и радость, особенно для того, кто ступил во тьму, «добровольно став на путь магического исчезновения своего Я. Исчезновения в Неизвестном…»

Весной 1904 года, устав от Праги, он бежит в маленький городок Белу-под-Бездезем, но там его преследуют кошмары и галлюцинации, еще более измученный, он возвращается назад. Так появились две известные акварели – «Уровень астральный» и «Уровень элементарный» (1904–1907, тушь, акварель, пастель / бумага на картоне; 35,8 × 52,7). Многонаселенный нижний астральный уровень здесь вполне очевидно «босховский», тем более если мы примем сидящего в профиль человека за автопортрет художника. Причудливое средневековое столпотворение это отпугивающе прекрасно и долго не отпускает взгляд, скользящий по странно мерцающей массе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 лет современного искусства Петербурга. 1910 – 2010-е
100 лет современного искусства Петербурга. 1910 – 2010-е

Есть ли смысл в понятии «современное искусство Петербурга»? Ведь и само современное искусство с каждым десятилетием сдается в музей, и место его действия не бывает неизменным. Между тем петербургский текст растет не одно столетие, а следовательно, город является месторождением мысли в событиях искусства. Ось книги Екатерины Андреевой прочерчена через те события искусства, которые взаимосвязаны задачей разведки и транспортировки в будущее образов, страхующих жизнь от энтропии. Она проходит через пласты авангарда 1910‐х, нонконформизма 1940–1980‐х, искусства новой реальности 1990–2010‐х, пересекая личные истории Михаила Матюшина, Александра Арефьева, Евгения Михнова, Константина Симуна, Тимура Новикова, других художников-мыслителей, которые преображают жизнь в непрестанном «оформлении себя», в пересоздании космоса. Сюжет этой книги, составленной из статей 1990–2010‐х годов, – это взаимодействие петербургских топоса и логоса в турбулентной истории Новейшего времени. Екатерина Андреева – кандидат искусствоведения, доктор философских наук, историк искусства и куратор, ведущий научный сотрудник Отдела новейших течений Государственного Русского музея.

Екатерина Алексеевна Андреева

Искусствоведение
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги