Мюнхена, Франкфурта, Берлина, Вены, чуть позже добирались до Ганновера, Дортмунда, Цюриха1. Сначала К. Мартин поставил драму Кайзера на сцене, а затем решил сделать и фильм, сохранив театральный почерк – открытую условность, эстетику «ожившей графики», контрастность черного и белого (художник Роберт Неппак, известный по «Кабинету доктора Калигари»). Многие черные костюмы действующих лиц имеют белые пятна, словно они перепачканы мелом или краской – как будто персонажи только что сошли с листов бумаги, где и «родились», будучи нарисованы. Также, как отмечает исследователь, на лицах большинства персонажей буквально нарисованы их социальные характеристики2.
Фильм не был выпущен в прокат в Германии (но демонстрировался в 1922 году в Японии), что позволяет говорить о его радикальном несоответствии, по мнению тогдашних европейских прокатчиков, законам коммерческого зрелища. Потом картина долгое время считалась потерянной, пока ее не обнаружили в японских киноархивах в 1962 году и отреставрировали. На сегодняшний день очевидно, что по антимассовому посылу эстетики фильм Карлхайнца Мартина аналогичен «Кабинету доктора Калигари», однако не имеет жанровой составляющей хоррора, способной привлечь любителей экранных ужасов. Зато актерские работы фильма превосходят исполнение в знаменитой картине Роберта Вине. Однако суть проблемы, вероятно, в том, что экспрессионистских хитов в принципе не могло быть много, широкая публика ими не интересовалась. В современных трудах о немецком экспрессионизме в кино делаются попытки попросту «сосчитать» подлинно экспрессионистские картины, поскольку их количество исчисляется 1–2 десятками3. Аудитории же было вполне достаточно минимальных «порций» экранного экспрессионизма, с его болезненным переживанием кризиса личности и общественных отношений.
Несмотря на радикально антиглянцевый стиль, в фильме выстраивается повествование с сильной авантюрной составляющей. Перед нами сутки жизни банковского служащего – последние для него. Отметим сразу, что показанный мир, в отличие от мира «Калигари…» или отчасти «Улицы», вряд ли правомерно считать субъективным видением главного героя, как иногда пишут4. Никаких указаний на специфику видения банковского Кассира фильм не дает ни в виде «рамочной» истории с рассказчиком, ни в виде наплывов специфического визуального ряда, воплощающего чье-либо индивидуальное зрение, отличное от зрения других персонажей. Скорее, чудовищные формы реальности – авторская оценка современного бытия и состояния людей.
Худой, изможденный, плешивый, с застывшей гримасой на асимметричном лице, Кассир (Эрнст Дёйч) воплощает человеческое ничтожество. Корпит над стопками монет и кипами банкнот, скрючившись в окошечке кассы, как и положено мелкому служащему. Но вот в банк заходит прекрасная иностранка (Эрна Морена) в шляпе с вуалью, элегантной шубке и с меховой муфточкой. Старший банкир не выдает ей денег, ссылаясь на то, что итальянский банк пока не подтвердил верности ее росписи.
Кассир, потрясенный красотой дамы, отсылает своего коллегу в аптеку, а сам крадет огромное количество денег – рассовывает бумажки по карманам и уходит. Появляется в отеле, где остановилась дама, и ведет себя так, словно уже решил за нее всю их дальнейшую совместную судьбу. Кассир выкладывает на столик кучу денег и объявляет, что он вместе с дамой отправится путешествовать. Дама смеется над его любовными притязаниями. А он, похоже, неприятно изумлен тем, что у нее есть сын. Неоцененный и отвергнутый, Кассир забирает краденные деньги и снова уходит.
Несчастный в любви, герой желает испытать иные радости жизни. Из потрепанного, грязного фрака он переодевается в шикарный смокинг, покупает цилиндр, трость – и становится таким же, как все респектабельные господа. Идет на многодневный велосипедный заезд и сорит там деньгами, предлагая особый приз. Приходит в бар с танцполом и пытается купить любовь двух проституток, из чего тоже ничего не получается. Наконец случайный встречный заманивает героя в какой-то подозрительный погребок.
Там Кассира втягивают в карточную игру, явно в надежде поживиться у простака. Однако Кассир начинает выигрывать – и вспыхивает драка…
Большинство локусов, избранных для «приключений» Кассира, ассоциируются именно с городской средой – банк, отель, комиссионная лавка, магазин одежды, бар, велодром, погребок. Парадокс экспрессионистского стиля здесь в том, что все эти места, подразумевающие «сладкую жизнь», купание в деньгах и острые ощущения, решены как антиэстетичные, чудовищные и жалкие в убожестве своих форм. Кривые стены, перекошенный столик, корявая вывеска, скособоченное окошечко кассы (тем не менее его заслонка сама ползет вверх, словно она не менее живая, чем служащие банка) – таков здесь банк, который должен бы производить впечатление солидного места.