Отсюда интерес к устройству жизни других народов, который побудил художника принять приглашение и совершить в 1913–1914 годах в составе медико-демографической экспедиции длительное путешествие на Германскую Новую Гвинею в качестве чертежника. Они едут в Океанию через Москву, Сибирь, Маньчжурию, Корею, Японию, Китай, Манилу и острова Палау и Рабаул. Его внимание сосредоточивается на народных персонажах и природе. Он пишет своему другу Хансу Феру из Новой Гвинеи в 1914 году: «Тяжело видеть, как сживают со света слабейшие народы, с каким рвением истребляют их культуру… Первобытные люди живут посреди природы, едины с ней, они – часть Вселенной»10. Негритянская «Семья» (1914), «Туземская девушка в ожерелье» (1914) «Мальчики-папуасы», бородатые угрюмые деды, соль земли («Три сибиряка», 1915) – все полны напряжения, суровости и в то же время естественности. Удивительно точно передана их бесхитростность и первозданность, народная, брутальная мощь характеров.
Человек, мифологизированная природа и Бог стремятся к единению в крестьянском мироощущении Нольде. Природа выступает одушевленным и духовным началом в его творчестве, она наделена характером, может быть величавой и нежной, гневной и ласковой, бурной и спокойной и – всегда стихийной. Восприятие естественного мира, как и человеческого бытия, в искусстве Нольде объемлет эмоции огромного диапазона. При этом каждое переживание доводится до своего максимума. Душевная близость к природе, восхищение ее красотой, с одной стороны, и опасность ее разрушительной силы – с другой. Единение с ее стихийностью и мощью, но в то же время – драма человека, утерявшего свою первозданность, свою связь с первоначальной сущностью, предчувствие трагедийных испытаний. «Крушение нашей планеты будет ужасным», – писал он. Но и человек в искусстве Нольде тоже существо стихийное. Именно так воспринимал художник и человеческую природу, и природу-Вселенную.
И параллельно с портретами, двухфигурными и многофигурными композициями Нольде создает очень много полотен и акварелей с изображением пейзажей, цветов, животных. А иногда все соединяет, как, например, в картине «Встреча на берегу» (1920), где две гротескной внешности дамы с выпученными глазами что-то кричат друг другу, выделывая странные движения руками и ногами – и все на фоне сумрачного вечернего моря. Его пейзажи предельно экспрессивны и динамичны, естественные силы настолько гиперболизированы, что подчас эти картины кажутся изображением фантастической или инопланетной природы, которая, с одной стороны, борется с человеком, а с другой, как ни странно, сама представляется очеловеченной, одушевленной и эмоциональной. Кроме того, эти неземные пейзажи ощущаются реальными, достоверными, передающими мгновенность впечатления, возможно, оттого, что сам художник не придумывал их, – словно фантазировала сама природа, а он лишь спонтанно сумел передать эту загадочную, романтическую реальность. Как он сам описал, его кисть «занялась своим произволом на полотне <…> живописец давал себе вжиться в бурю». Находим в его записях: «Я странствовал этой ночью в пейзаже, полном чудес и красоты»11. Так в картинах Нольде причудливо сочетаются импрессионистское восприятие и экспрессия. Присутствует ощущение мгновенной фиксации изменчивой природы: движения волн, игры света. Не исключается и светотень, что придает фантастическому пейзажу иллюзию реальности.
Особенно чувствуется эта непосредственность в акварелях. «Георгины», «Желтые и фиолетовые касатики», нежные «Фламинго» (1923–1924) и «Кувшинки», отражающиеся в голубом озере, являют собой сочетание экспрессии и нежности. Во многих из них чувствуется воздушное пространство, хотя это не свойственно для представителей экспрессионизма – море в глубине картины сливается с чернотой неба («Лодка в море»), «Дети на берегу» (1930) – расплывчатые контуры бегущих малышей словно растворяются в дымке моря и неба.