Замечательной деталью линогравюр можно считать полные сдержанной экспрессии жесты чапековских героинь, по всей вероятности найденные художником также не без помощи готических скульптурных образцов, изображающих Мадонн. Руки, лежащие на груди, трогательный жест поднесенных к губам рук или судорожный жест рук, закрывших лицо, все это прекрасные графические формы выражения, находки художника, вдохновленного средневековым искусством, которое отныне будет для него неиссякаемым источником инспирации. От этих гравюр прямая нить ведет к одной из наиболее выразительных картин Чапека «Женщина над городом» (1919–1920); сходство прослеживается в мотиве, в композиции и, наконец, в явных отголосках готических традиций, и это еще раз подтверждает ту особую роль, какую играла гравюра и вообще графика на поле новаторства и радикальных устремлений в творчестве Чапека.
1 Со má člověk z umění// Život. Roč. 13. Č. 2. Prosinec 1934. S. 22–23 // Čapek Josef. Moderní výtvarný výraz. Praha. 1958. S. 22.
2
3 Album deseti grafických listů Josefa Čapka. Litografie, linoleoryty, reprodukce. Předmluva Karla Čapka. Praha. Veraikon. 1918. S. a.
4 Мне уже приходилось писать об экспрессионизме Чапека в более широком аспекте, о его взглядах на экспрессионизм и его живописи и графике до 1919 года в статье «Иозеф Чапек: грани экспрессионизма» // Экспрессионизм в Австро-Венгрии. В издательстве.
«Демоническая, экстатическая античность»: к трактовке мифа в опере Рихарда Штрауса – Гуго фон Гофмансталя «Электра»
НАТАЛЬЯ ВЛАСОВА
Во всей современной культуре, которая возникла из христианства и рядом с ним, в каждой науке и каждом искусстве живет многое из душевной силы и богатства мысли греков. Наружный облик античности ушел, ее дух непреходящ. <…> Не всегда с равной интенсивностью, не всегда на одном и том же месте пробивается в человеческой жизни источник греческой мысли. Но он никогда не иссякнет; он исчезает, чтобы вернуться; он скрывается, чтобы появиться вновь. Desinunt ista, non pereunt1.
Опера «Электра» (1906–1908) является ключевым произведением для Рихарда Штрауса сразу в нескольких отношениях.
С одной стороны, «Электра» открыла в творчестве Штрауса античную линию, очень значимую для композитора. Он оставался большим поклонником греческой культуры на протяжении всей жизни и в поздние годы даже назвал себя «германским эллином»3.
С другой – она положила начало сотрудничеству Штрауса с Гуго фон Гофмансталем в качестве либреттиста – сотрудничеству столь плодотворному и долговременному, что оно продолжилось вплоть до смерти писателя в 1929 году и вылилось в общей сложности в семь партитур: шесть оперных и одну балетную.
Наконец, «Электра» явилась средоточием экспрессионистских тенденций в творчестве композитора. Это был художественно очень яркий и явный отклик на самые актуальные устремления в австро-немецком искусстве, которые находились только в процессе зарождения и формирования.
Опера Штрауса – Гофмансталя представляет собой многослойный палимпсест. Штраус обратился к трагедии Гофмансталя, которая является свободной интерпретацией одноименной трагедии Софокла, в свою очередь основанной на бытовавшем мифе, получившем драматическое воплощение и у других античных авторов (Эсхила, Еврипида). То, какие изменения претерпевает древнегреческий первоисточник сначала у австрийского писателя, а потом у немецкого композитора, может многое сказать об искусстве рубежа XIX–XX веков.
Трагедия Гофмансталя фокусирует в себе различные тенденции и явления, типичные для нового понимания античности во второй половине XIX столетия. Главное во всех них – радикальный пересмотр сложившихся в эпоху Просвещения представлений о древнегреческой цивилизации как мире идеальной красоты, внутренней гармонии и совершенства. Суждение И. И. Винкельмана в его фундаментальном труде «История искусства древности» (1764) о ясности, благородной простоте и спокойном величии классической греческой культуры стало определяющим для нескольких поколений немецких писателей и философов, включая Шиллера, Гёте, Шеллинга, Гегеля.