Человек в искусстве экспрессионизма

Той легкости, с которой человек соглашается на превращение себя в манекена либо сам себя в него превращает. «Манекен» как объект писательской фантазии или «манекен» – субъект драматического действия в польской литературе не новинка. В 1931 году поэт Бруно Ясенский, младший современник Виткевича, входивший в двадцатые годы в группу польских футуристов-«формистов», написал революционную пьесу «Бал манекенов», где манекенами были в основном буржуи. «Манекенность», пугающая Виткация, от социальной принадлежности «фигуры» не зависит. Намного раньше ощутив тотальный и внеклассовой характер надвигающейся беды, он уловил, что острие опасности направлено в сердцевину самой человечной из человеческих способностей: мечтать, фантазировать. В этом смысле его страх и отчаяние ближе отчаянию, выплеснувшемуся в «Мы» Замятина-экспрессиониста, чем революционной антибуржуазности «Бала манекенов»:

«Последнее открытие Государственной Науки, – пишет он, – центр фантазии – жалкий мозговой узелок /…/ Трехкратное прижигание этого узелка Х-лучами – и вы излечены от фантазии – навсегда. /…/ Вы совершенны, вы машино-равны»²¹.

Неприязнь к «машинной» цивилизации, к «манекенности», грозящей роботизацией так называемого цивилизованного человека, выражали и К. Чапек, и Вл. Набоков, и многие другие писатели 1920-1930-х годов. Виткаций пошел дальше всех. Его предчувствия и предвидения сконцентрировались в драматические образы; в драмах сохранились и фантазии (космические или астрономические – косвенно, в посвящении другу, в «Безумце и Монахине»). Но если даже эти образы и смягчались, «расходясь по швам», то, не теряя связи с ними, возникали другие, более жесткие. Эти диковинные, сросшиеся (будто слипшиеся) между собою драмо-формы – так же как и макабрические, чудовищно-трансформированные образы его живописи – создавали симбиозные формы.

В драмах Виткация существуют и такие сюжеты, которые можно назвать казусами житейски-политическими. В малых (и средних) человеческих сообществах зреет готовность к переменам. Перемены, в свою очередь, могут быть разными, но «хищный», прозорливый разум Виткация поворачивает их в сторону такого «худа», от которого того и гляди «как бы еще хуже не стало».

В 1921 году он пишет пьесу «Дюбал Вахазар», годом позже, в 1922 году, – «Ян Мачей Кароль Взбешица, две пророческие пьесы, объединенные общим возгласом «фюрер пришел!». В них – обаяние и ужас тоталитаризма; в них параноики уже захватили власть. В первой пьесе мелкий тиран Дюбал Вахазар (по сути слабак и трус) только начинает путь к господству над людьми, во второй – название пьесы рисует его полный облик. В изображении надвигающегося «худа» Виткаций-драматург осязаемо, «плотски» конкретен. Он представляет «фигуру» через ее телесность (так сказать, «худо» в его воплощении: в прогрессирующей, как в болезни, трансформации (искажении) тела и лица: тела – головы, рук, ног, торса; лица – глаз, лба, рта, ушей.

Персона Дюбала в авторском описании: «Длинные черные усы. Черные всклокоченные волосы. /…/ По малейшему поводу изо рта льется пена. /…/ Высокие фиолетовые сапоги. Бордовый френч. /…/ Титан. Голос хриплый». Вахазар в действии: (рычит) Хааааааааааа!!!!!!!! Я матерей ни к чему не принуждаю! Но если какая-нибудь добровольно хоть слово пикнет…» (с пеной у рта задыхается).

У Дюбала Вахазара есть свои мечты и даже идеалы, но его подданные ему, разумеется, мешают: «Я хотел бы вытесать дьявольский замок из прочнейшего порфира, но весь материал, которым я располагаю, только поганая вязкая слизь!» – рычит он. Титан-Вахазар пробует не только руководить людьми, но и формулировать тезисы и лозунги своего правления: Вахазар (падая у подножия лестницы) Хаааааааа!!!!!! (тут же встает) Ублюдки! Побеждает псевдодемократия, униформизация и автократия, воплощенная в несуществовании загробных сил! /…/ (снова падает на землю весь в пене)»²².

Невозможно очертить границы фюрерства и удержать его в этих границах. В страхах Виткация выразился страх перед необъяснимой никакой «природой», кроме холопства масс, витальной природой зародыша деспотизма.

Драматург интересуется и его расцветшей силой. Ян Мачей Кароль Взбешица, герой одноименной драмы, начинает свой путь наверх как сельский войт (староста), говорит как полу-мужик, полу-горожанин, но очень быстро становится «паном депутатом». Описан этот квази-герой подробно, но парадоксально, в духе Виткация: «сельский хозяин 89 лет. Крепкий и высокий /…/ с привлекательной, хотя и злобной физиономией». + Авторские комментарии живописуют благостное начало – мирный сельский вид («близок час заката»), а первые реплики Взбешицы, сидящего на сельской лавочке «в свитке и высоких сапогах под огромной узловатой липой», настраивают на оптимистический лад: Зося (сельская девушка, прислуга)…Пан войт? Взбешица. Никаких титулов, ясно? Хочу быть только самим собой!»