Человек в искусстве экспрессионизма

независимого, автономного направления заключается в том, что его главные художники так или иначе, с разной степенью глубины соприкасались с традицией венского модерна и в понимании темы человека питались этой традицией, отталкивались от нее. В этом смысле совершенно правомерно говорить о том, что экспрессионизм венчает «венский модерн», является его последним этапом. Как верно замечено, «венский модерн не может пониматься как прямолинейное течение “modernen Wollens” (современного хотения), но как поиск все более новых форм выражения под знаком самоактуализации (Selbstvergegenwaertigung) в эпоху, характеризующуюся неуверенностью и утратой ценностей»⁷. В этом заключается особость венского пути. Как некогда венский модерн выступил в качестве отрицателя натурализма, противопоставляя себя ему, но впитав при этом многие принципы его поэтики, так и австрийский экспрессионизм, формально противопоставляя себя эстетскому венскому модерну, в сущности, продолжил его художественное исследование человека, но, разумеется, уже в иных формах. Австрийское искусство от натурализма до экспрессионизма несет на себе эту печать своеобразия, которая делает переходы от одного художественного направления к другому не столь резкими, а напротив, подчеркивает определенную преемственность.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 В понятие «австрийский экспрессионизм» мы не включаем т. н. «пражский экспрессионизм», поскольку он имеет иные культурные и генетические корни и представляет собой отдельный «национальный» вариант экспрессионизма, причисляемый зачастую к австрийскому лишь на основании государственной «прописки».

2 А сегодня уже можно говорить о Климте как невольном представителе поп-арта, поскольку его «Поцелуй» размножен на кружках, сумках, брелоках, магнитах и т. п.

3 Bahr Hermann. Expressionismus. Muenchen, 1916. S. 103–104.

4 Ibid. S. 125–129.

5 Ibid. S. 103–104.

6 В Вене в последние годы устраивалось множество выставок, где «венские сецессионисты» (в первую очередь, конечно, Климт, но также Мозер и другие) были представлены вместе с экспрессионистами (в первую очередь, конечно, Шиле, но также и Кокошка, и Герстль). Из той же серии выставка графических работ Климта и Шиле в ГМИИ им. Пушкина в 2017–2018 годах.

7 Severit Frauke. Wien um 1900 – eine Stadt im Widerstreit von Tradition und Moderne // Das alles war ich. Politikerinnen, Kuenstlerinnen, Exzentrikerinnen der Wiener Moderne. Wien [u. a.]: Böhlau, 1998. S. 14.

II. Лицо человеческое: перерождение и утраты

Драмы Станислава Игнация Виткевича-Виткация. Лицо человеческое: перерождение или утрата? НАТЭЛЛА БАШИНДЖАГЯН

Памяти исследователя-полониста Андрея Базилевского

Свои первые абсурдистские пьесы Ст. И. Виткевич написал в возрасте восьми лет. Сын известного польского художественного критика, над чьею колыбелью склонялись знаменитости эпохи (его крестной матерью была выдающаяся трагическая актриса Хелена Моджеевска), любимец семьи и друзей, он рано задумал собственный театр и прилежно писал для него маленькие, в 2–4 странички, комедии. В них обнаруживаются некоторые из тех свойств, которые впоследствии, ошарашивая или пугая, станут свойствами его «взрослой» драматургии.

В пьеске «Тараканы», к примеру – нелепая ситуация: невидимое, за-сценическое нашествие громадных насекомых. Персонажи (какие-то парни, ксёндз, король, мужики) названы по сословной принадлежности, но лиц не имеют (автор не обрисовал их ни в списке, ни в действии). И действуют они a-логично: внезапно исчезают и так же, без всякой логики, появляются снова…

Отметим еще одно – блистательное! – качества ранних сочинений будущего писателя: удивительную для ребенка (а может, и не удивительную?) лаконичность, аскетичную экономию слова, отношение к диалогу как к умению молниеносного обмена репликами – будто в ловкой игре в пинг-понг. (Во взрослых пьесах Виткевич будет предпочитать длинные «разъяснительные» монологи по полстраницы, что совершенно невыносимо для зрительского восприятия. Впрочем, и зрителя у Виткевича при его жизни почти не будет).

Беспокойному и как бы не совсем человеческому мирку, населенному маленьким Стасем мужиками, принцессами, слонами, обезьянами и тараканами, в мировом искусстве давно уже найдено название: бестиарий. Можно удивиться ранней изобретательности малолетнего сочинителя в умении называть свои опусы, одна из пьесок так и озаглавлена: «Зверинец». Так же, одним словом, можно очертить территорию большинства драм «взрослого» Виткевича: здесь и почва-земля, на которой располагается вместительный человеческий бестиарий, здесь же и ограждающий ее «частокол» событий – словом, общая площадка для всех действующих лиц полного корпуса его драматических произведений.