Часть первая. Тропы Тьмы (СИ)

-- Понимаешь, -- сказал он Мухтарову откровенно, -- я в тупике. В ауте, как принято было выражаться четверть века назад. Я действительно не знаю, что делать. Это -- болото.

Дозорный усмехнулся. К этому моменту успел немного остыть, и теперь настроен был на философский лад.

-- Быстро ты прошёл свой эволюционный путь, -- ответил он. -- Эти, -- он ткнул под кровать большим пальцем, -- сперва месяца два не могли поверить, с чем имеют дело. Кричали, что человек по природе хорош, что дай ему идею и мысль -- и человек тотчас же устремится к звёздам... До "болота" они дошли уже на моей памяти! А там и гостиоры присоединились, и газовая камера, и всё остальное. А населению плевать! Население давно научилось обходить всю эту трескотню, двигаясь по кратчайшему пути непосредственно к баланде.

-- Значит, я сволочь, -- сказал военинструктор.

-- Человека формирует среда, -- ответил ему Алибек. -- эта среда хочет сформировать из тебя сволочь, здесь выживают только сволочи, здесь нет коллектива. Но это совсем не значит, что ты можешь распускаться. Не смей распускаться, Керн! Ты для них перемены. А уж к чему, в какую сторону будут эти перемены -- зависит от тебя.

-- Здесь кому-то нужны перемены? -- удивился Керн.

-- Мне, например. Да и среди жителей не многие-то были довольны прежней властью.

-- Кажется, теперь прежняя власть станет для них идеалом!

-- Так всегда бывает. По крайней мере, в России. Тебя это не должно удивлять!

-- Но что мне делать? -- вздохнул Керн.

-- Думать, Керн. Думать!

И Керн думал. Впрочем, это не помешало ему провести вечером ревизию склада посевных материалов; склад был пуст, за исключением двух мешков заплесневелого гороха. Мухтаров объяснил руководителю коммуны, что находившаяся на складе картошка была за несколько дней до того частью закопана в промёрзшую землю, частью же раскрадена. Следовательно, даже при условии должной реорганизации рабочей силы коммуне всё равно угрожал голод.

-- Руки опускаются, -- пожаловался военинструктор.

По темноте уже доложили ему, что в виду коммуны показывались пару раз конники-ахтыровцы. Беззащитная коммуна представлялась райским местом для грабежа. Керн приказал усилить бдительность, а потом вдруг принял неожиданное для себя самого решение: запер двери административного кабинета и пошёл спать.

Около полуночи меж блоков расшумелись: оказалось, естественно, что никто не получил баланды на ужин. Керн проснулся, умылся ледяной водой и вышел к толпе.

-- Чего орёте, сограждане?

В ответном потоке нестройных жалоб звучало желудочное возмущение.

-- Так я вам должен сварить кашку? Или вы не знаете, где продовольственный склад? -- заинтересовался руководитель коммуны. -- Или, быть может, вы не знаете, где кухня?

-- Наших к складу и близко подпускать нельзя, разворуют, -- ответил в толпе солидный баритон.

-- Ах, ваших нельзя? Вам нужны наши! Хорошо, я сейчас позову товарища Лантанова и поручу ему организовать вам вкусный ужин в его стиле...

Раздался вой голодного возмущения.

Керн дождался пока страсти утихнут, и заключил коротко:

-- Ваша еда отныне -- ваше дело. Назначайте дежурство по кухне, организуйте складскую службу, ревизионную комиссию, что угодно. С деловыми предложениями -- ко мне. Если не хотите с этим связываться -- я в любой момент выдам вам документы, и вы можете покинуть коммуну в двадцать четыре часа. А если у вас будут деловые предложения -- обращайтесь ко мне с ними, но, пожалуйста, в рабочее время. По ночам работают только очень глупые и неумелые администраторы, и я не хочу с самого начала записываться в их число. Ключи от складов продовольствия у дежурного. Спокойной ночи, граждане!

Игнорируя крики и жалобы на произвол, Керн повернулся спиной к толпе и ушёл к себе в комнату.

Поспать, конечно же, не удалось: нервы были на пределе. Именно в эту ночь Керн отчётливо понял, что ему не удастся положиться ни на помощь из города, ни на соседей, самым естественным образом озабоченных своими интересами. Перед ним стоял выбор: верить ли самим обитателям коммуны? Факты говорили за то, что эти люди, развращённые общественной безответственностью, индивидуализмом и неумелым руководством, потеряли уже ту социальную основу, которая позволяет сформировать крепкий и дружный коллектив, противостоящий любым трудностям. Теория, напротив, гласила, что общественную жизнь человека формирует среда; имея производительные силы и технологии, позволяющие им улучшать жизнь, люди стремятся ради собственного блага объединяться в коллективы различного рода: семьи, племена, общины, артели, предприятия и целые общества. Теория эта подтверждалась историческим опытом, но противоречила опыту личному; выбор, стоявший перед руководителем коммуны, был вовсе не так очевиден и прост.