Часть первая. Тропы Тьмы (СИ)

Все, кто желает работать, должны заработать на неквалифицированной работе достаточно, чтобы приобрести инструменты, оборудование и материалы для более квалифицированного труда. Впоследствии они будут являться прямыми собственниками этих инструментов, материалов и земли, создав кооператив или артель -- то, что будет более соответствовать установившейся в коммуне форме общественных отношений.

Учитывая взрывоопасную обстановку в коммуне и вокруг, алкоголь и азартные игры временно находятся под строгим запретом. С другой стороны, запрещается "организованный досуг" в форме пения революционных песен и строевых маршировок вокруг флага. Необходимо организовать широкомасштабную культмассовую работу. Это -- первое дело, в котором Керн не доверяет пока что самим обитателям коммуны. Ему нужна помощь со стороны.

Нужно сообщить в город, в рабочий комитет, о том, что здесь творится. Это второе дело, в котором просит помощи руководитель.

Наконец, пора бы подумать об избавлении округи от бандитов, ибо люди, которые стреляют по ночам дробью в детей, заслуживают того, чтобы их истребили без лишней жалости. Здесь уже все, у кого есть совесть, определённо должны помогать друг другу.

Все пункты программы Керна были встречены приехавшими с молчаливым одобрением.

-- Надо будет, чтобы вам в помощь кого-нибудь прислали из города, -- сказал один из воспитателей. -- Вот у нас немцы в соседях, так там ребята работают -- будь здоров! А всё почему? Из города к ним приехал рабочий комиссар. Так что думаете -- перетряхнул месяца за два всю их куркульскую натуру. Если б не он, нам бы тут немцы точно Сталинград устроили! А так -- ничего, сагитировал их за мир и добрососедские отношения...

Слушая их, Керн думал, что неплохо бы ему познакомиться с этими немцами и с этим комиссаром -- авось, научили бы, вразумили, как быть и как действовать дальше. Но сердцем новый руководитель хорошо понимал, что не найдёт ответа извне ни на один из своих вопросов -- хоть сколько жди помощи, не дождёшься! Любое дело, любое доброе и полезное начинание казалось ему сейчас искрой пламени, брошенной в жидкое дерьмо в тщетной надежде, что оно разгорится: ведь и личный опыт каждого человека в отдельности, и исторический опыт всего человечества подсказывает, что в определённых условиях даже дерьмо способно гореть! Но дерьмо, пузырясь и булькая, загораться явно не спешило, и оставалась лишь тщетная надежда на то, что "скорбный труд не пропадёт", и падающие искры хотя бы подсушат эту дрянь до нужной кондиции. Керн поймал себя на том, что начинает постепенно терять всякое уважение к человеческим правам и достоинству обитателей коммуны, обращаясь вместо этого к неприятному опыту Юрия Лантанова. Сейчас "гостиоры" уже не казались ему таким ужасным и однозначным злом.

Приезжие привезли раненому кое-какие травы и лекарства, взяли несколько написанных Керном писем, чтобы передать их как можно быстрее в город -- и уехали, вновь оставив военинструктора во мрачном одиночестве.

Шум из жилых блоков всё усиливался. Жители требовали от власти (от него, Керна!) обеспечить им человеческие условия содержания. Требования час от часу росли, и Керн начинал бояться в ответ вспышки собственного маниакального гнева.

Часа в четыре пополудни Керна позвали случайные свидетели -- смотреть на убийство; оказалось, что в его комнату забрёл Мухтаров и выволок из-под шконки товарища Юрия, крайне недовольного таким поворотом дела. Сейчас кадровый дозорный избивал несостоявшегося садиста, держа его одной рукой за мягкие белые волосы, а другой -- выламывая руку. Сапоги Алибека смачно и часто врезались в стройные бёдра идейного строителя нового мира. Лантанов уже не отбивался, а только беспрерывно орал, как поднятая за шкирку напаскудившая кошка.

Откуда-то набралось зрителей, в основном -- бородачей из блока номер один.

-- А ну, все вон отсюда! -- заорал натужно военинструктор, размахивая своим автоматом. -- Вон!!!

Повторять дважды не пришлось: репутация "палача" ещё не успела развеяться за Керном.

Начальник коммуны подошёл к дерущимся, отобрал у Мухтарова стонущего Юрия, швырнул того обратно -- под шконку. Повернулся к дозорному с гневом и разочарованием на лице:

-- С ума сошёл?!

-- А что, собственно, этот подонок... в моей комнате?!

-- Спасается от суда Линча, разве не видно? -- Керн отыскал полотенце, брезгливо вытер руки. Рухнул на кушетку, под которой мелким частиком билось сердце товарища Юрия. -- Если вы хотели наказать его, это было нужно делать раньше, Мухтаров!

-- Но он же... -- Дозорный нагнулся к уху Керна и сказал одно слово, характеризовавшее Лантанова с наихудшей стороны.

-- А то я не вижу! -- Руководитель коммуны усмехнулся. -- Тут, знаете, с нормальными людьми вообще плохо. Я на вас рассчитывал, а вы сделали такое шоу для этих... этих...

Не найдя нужных определений, Керн просто ткнул пальцем за окно.

-- Гужбанов, -- подсказали из-под шконки.

-- Ты хоть молчи, -- посоветовал Керн. -- А то плохо кончится.

Под шконкой затихли.

Керн помолчал с минуту.