Час Самайна

А вскоре стали прибывать и сами шаманы, деревенские колдуны, ведьмы, юродивые, обладающие «целительной силой», которые добровольно-принудительно показывали свое искусство. Некоторые не хотели раскрывать секреты и прямиком отправлялись на Соловки, в лагерь. Барченко такая практика не понравилась. Он всячески возражал против этого и наконец добился понимания у Бокия, после чего поток магов иссяк, а если кто и привлекался, то сугубо на добровольной основе.

В основном это были люди психически больные, но, к удив­лению Жени, многие и в самом деле обладали исключитель­ными способностями. Насмотревшись на них, она начала опасаться за собственный рассудок, вспоминая о своих «ясновидениях», которые нашли подтверждение.

Как-то, зайдя в кабинет к Барченко, она застала его в пре­красном расположении духа.

— Объявился твой дружок Блюмкин, — сообщил он.

Женя нахмурилась: «Почему это он мой дружок?»

— Сейчас в Монголии, занимается созданием местного ГПУ

— Ну и что с того?

— Из этого следует, что, побродив по Тибету, он Шамбалу не нашел! Таким, как он, там не место! Возможно, теперь уче­ным, а не авантюристам и убийцам разрешат отправиться на поиски Шамбалы для установления контактов с махатмами!

— Хорошо бы! — обрадовалась Женя.

— Как продвигается работа над таврским наследием?

Женя поняла, что Барченко интересуется древними свитками.

— Криптографы работают. Не везде текст хорошо сохра­нился, да и попадается много слов, которые, видно, имели специфическое значение и пока не поддаются объяснению. Из расшифрованного ясно, что в них описываются магические ритуалы и обряды. Думаю, работа с текстами потребует еще немало времени, даже трудно предположить сколько. Возможно, растянется на годы.

— Женечка, постоянно держите меня в курсе того, как продвигаются дела и когда можно будет воспользоваться полностью расшифрованным текстом. Мы не можем позволить себе роскошь заниматься расшифровкой текстов годами, хотя я по­нимаю всю сложность задания.

— Хорошо, Александр Васильевич, сделаю все возможное.

Несмотря на занятость, Женя все же нашла время навестить Галю. Та зарылась в кипу бумаг, разложенных на столе. Выгля­дела она неважно: нездоровый цвет лица, под глазами синяки от недосыпаний. Приход Жени Галя встретила с прохладцей — видно, недовольна, что оторвали от работы.

— Осталось совсем немного. Может, до конца месяца за­кончу, — сообщила Галя. — Хочется побыстрее, но уже под­ступает предательская мысль: чем занять себя вечерами, ког­да это закончится?

— Займешься собой, своим здоровьем, — немного резко ответила Женя. — Вид у тебя неважный. Говорю честно, как подруга. И как подруга прошу: поезжай куда-нибудь отдох­нуть, развеяться. Помнишь, ты мне рассказывала, как чудесно отдыхала зимой в Подмосковье.

Женя машинально взяла со стола открытку и прочитала:

«Эрлих, что же вы умерлих. Не пишете, не звоните. Мы с Шуркой вас лихом поминали. Г. Бен».

— Извини, случайно получилось, — растерянно сказала Женя, кладя открытку на место. — Когда нервничаю, должна что-то в руках вертеть.

— Ничего страшного. Написала открытку и второй день не могу отнести на почту. Может, на Новый год поеду в Ле­нинград. Как тогда Сережа...

— А я думала, что вместе отметим. Впрочем, до Нового года еще далеко, все может измениться. Главное, не замыкайся в себе, в воспоминаниях, будь на людях — и все будет хорошо. Должно быть... — Неожиданно Женя заметила за стеклом шкафа фотографию, на которой Галя была с молодым челове­ком в ратиновом пальто и серой шляпе. Она вздрогнула, по­чувствовав, как внутри все сжалось.

— Кто это? — спросила она, стараясь скрыть волнение.

— Это и есть Эрлих, поэт из Ленинграда. Мы с ним сфотографировались вместе, когда он зимой приезжал в Москву. Что с тобой?

— Ничего. Просто вспомнила, что болтаю здесь, а обещала няне прийти пораньше. Извини, буду прощаться. Очень тебя прошу — займись своим здоровьем, поезжай куда-нибудь от­дохнуть.

Женя быстро оделась и вышла из квартиры. На улице страх снова охватил ее. На фотографии был изображен человек, ко­торого она видела в своем «откровении» как предавшего Есе­нина. Это был Сальери от поэзии, с помощью которого был убит великий поэт. Рассказать об этом Гале она не могла, так как не знала, как та поступит из-за неуравновешенности харак­тера. Поступки ее были непредсказуемы. Да и над Галей навис­ла страшная опасность, исходящая ... от нее самой. Рассказать же Гале напрямую о том, что видела, Женя не могла. Услышан­ное могло спровоцировать, ускорить страшную развязку. Единственный выход — уговорить ее куда-нибудь уехать.

На что решиться? Галя собирается поехать в Ленинград. Эрлих, возможно, и имеет отношение к гибели Есенина, но если Галя им увлечена, то у нее появился смысл в жизни. Это может спасти ее от гибели, не даст реализоваться страшному видению, описанному во втором письме, которое хранится в сейфе Барченко.

«Как поступить? — думала Женя. — Но можно ли считать мое видение действительным отображением того, что произошло ночью в гостинице «Англетер»? Ведь официальная версия гласит, что Есенин покончил с собой».