Час Самайна

Женя мельком взглянула на рукописи и поняла, что они принадлежали Есенину. Вскоре вошла Галя, убрала пустую бутылку, достала графинчик с вишневой наливкой и еще одну рюмку. Женя хотела отказаться, но потом решила, что, может, на душе станет легче.

— Звонил Волк Эрлих, — сообщила Галя, и, заметив недоуменный взгляд Жени, пояснила: — Питерский поэт, друг Есенина. Он последним видел Сережу живым. Недавно приезжал... Зовут его Вольф, но я его называю то Вовочкой, то Волком — в зависимости от настроения. Как видишь, разбираю рукописи Сережи, письма, хочу, чтобы ни одна бумажка, написанная его рукой, не пропала. Слышала, что этим занимается и Толстая. Я обратилась к Сахарову, у которого хранились бумаги Сережи, оказывается, Толстая уже просила... Она жена, хоть и бывшая, а я кто?! Никто! Теперь те бумаги у нее..

— Все знают, что Есенин не любил ее, он этого не скрывал. А ты была его любимой, подругой, товарищем... Ближе тебя у него никого не было.

— А еще «есенинской велосипедисткой», как меня прозва­ли за походку, — зло рассмеялась Галя.

— Галя, не ешь себя — не будешь съеденной. Эрлих... Что- то я о нем слышала, но не помню, что именно.

— Еще один из сотрясателей русской поэзии, расшатываю­щий столпы, на которых она покоится, чтобы заявить о себе. Скандал устроил, а дальше таланта не хватило... Но очень интересный человек. Мы с ним подружились.

— Хорошо, очень хорошо. Тебе не следует оставаться на­едине со своими мыслями. У меня тревожное чувство... в от­ношении тебя, Галя. Будь побольше среди людей!

— Ты на что намекаешь?

— Тебе надо отдохнуть. Возможно, подлечиться.

— Я абсолютно здорова!

— Я не спорю. Отложи разбор бумаг Есенина на год, к тому времени рана немного заживет, и ты...

— Женя, я понимаю, к чему ты клонишь, но я не отклады­ваю на потом то, что можно сделать сегодня... Тебе вишневка не нравится или ты ее даже не попробовала?

— Нравится, — вздохнула Женя и пригубила из стопки.

— 34 —

Летом 1926 года отправилась экспедиция в Крым. Базовый лагерь устроили в районе Бахчисарая. Поиски проводились по тщательно составленному Барченко плану, на основании уже имеющихся у него сведений. Выезжали на развалины древнего города-крепости Мангуп, таинственного княжества Феодоро. В основном занимались расспросами местных жи­телей о загадочных аномалиях, исследованиями имеющихся пещер, подземных пустот. Здесь, как и в Заполярье, столкну­лись с такими же менгирами-сейдами, которые были строго ориентированы по сторонам света, хотя появились за тыся­челетия до изобретения компаса.

Участники экспедиции, разделившись на группы, собирали информацию по всему полуострову и передавали Барченко, который ее анализировал и принимал решение, заниматься ли дальнейшими исследованиями или отправить полученные данные на «консервацию».

Щедрая природа Крыма, благодатный климат, жаркое солн­це больше понравились Жене, чем строгие красоты Заполярья. Если та экспедиция происходила на пределе человеческих сил, то эта была почти сравнима с отдыхом, несмотря на то, что работали по двенадцать часов в сутки. Особенно нравилось Жене, оказавшись на берегу моря, окунуться в ласковые воды. Оно совсем не было похоже на родное, Балтийское, которое даже летом прогревалось только на мелководье.

Черное море было более уютным, красивым и совсем нестраш­ным, даже когда бушевал шторм.

— И почему древние греки считали его негостеприим­ным? — удивлялась Женя. — Населяли берега чудищами, цик­лопами, сиренами, несущими гибель неосторожному море­плавателю.

Но этот благодатный край, в южной оконечности похожий на райский сад, нес, как и любое другое место, смерть, и вскоре Женя неожиданно с этим столкнулась.

На Тарханкуте, под Евпаторией, в краю степей, скал и бесконечных садов, она услышала об убийстве неизвестной молодой женщины, которую нашли задушенной на берегу, среди скал. Сердце Жени сжалось от тяжелого предчувствия и она, отложив работу, поехала на место, где нашли тело. Ее словно вело какое-то внутреннее чутье, и, к удивлению проводника, местного жителя, согласившегося сопровождать странную незнакомку за небольшую плату, метрах в двухстах от того места, где была найдена убитая, она начала опасный спуск с высокого скалистого берега вниз, к морю. Спустив­шись, она почти не удивилась, обнаружив среди камней тетрадку с пожелтевшими от воды страницами, а открыв, наткнулась на стихотворение, написанное аккуратным деви­чьим почерком:

К полосатой зебре в дебри
Прилетел свирепый конь —
Рыжий мастью.
Страшной пастью
Изрыгающий огонь.
Бил копытом
Нервный ритм.
И вздымались облака
Раскаленного песка...
Просыпаюсь. Боль в висках —
И тоска — а...