От раны почти ничего не осталось, только тугой, стянувший кожу, алый шрам. Жесткий на ощупь и горячий. Если бы не защитные чары оставаться ему среди кабачков и прорастать на грядке. Может Мара и права, что столько времени уделяет судьбоносной магии, её напутственная просьба спасла ему жизнь. А что может быть ценнее?
Синдибум перевернулся на бок, сипло вдохнул.
– Мне намного лучше.
– И не таких на ноги ставила, – проворчала бабушка. – Еще пару дней и бегать будешь, да хоть с шишигой наперегонки.
Он только моргнул в ответ.
– Давай-ка еще немного, – приказала отставная волшебница, подсовывая кружку с варевом.
Арий послушно отпил, уже не чувствуя прежнего жжения в желудке.
– Мы всё с тобой переживём, – как в детстве пообещала бабушка, укутывая его в одеяло. – Мы же под защитой чар самого первого, смелого и сильного волшебника. Помнишь?
– Конечно, – шепнул он в ответ, закрывая глаза. – Он наш далёкий, предалекий предок и присматривает за нами даже из Царства покоя и умиротворения.
Спать не хотелось. Даже целительное зелье не смогло мгновенно усыпить, лишь замедлило бойкий ход времени. Попросило: «Потише, не мешай выздоравливать раненому, еще слишком рано для новых приключений». Нестройные ряды вялых мыслей маршировали прочь, и в тишине комнаты слышался шуршащий треск горящих свечей.
Синдибум вспомнил мрачный день, когда стало понятно, что неудавшаяся выходка с шутихой не только спалила волосы и чуть было не добралась до глаз, но и навсегда лишила его прически. Домой к бабушке идти не хотелось и он, впервые за долгие годы, пошёл в свой унаследованный флигель. Серые, заросшие паутиной и пылью, комнаты полностью соответствовали его мрачному настроению. Казалось даже родители с картины в кабинете смотрят с презрительным разочарованием: «До чего ты докатился сын, надо же иногда думать головой».
Сняв чехол с кресла, Арий залез в него с ногами и уставился на письменный стол отца. В висках пульсировала жилка: «Что дальше? Как теперь жить?», а он не находил ответа. Сидел и пялился в одну точку, будто потеряв возможность связно мыслить. Его буйная натура поначалу сопротивлялась томительному бездействию, но то ли Благой день был не таким уж Благим, то ли бродячий комок злысти пробрался на солнечную половину и влез к нему в голову, но даже его непоседливость не переборола тоску.
Башня ползла через долину, Дененочные часы отсчитывали мгновения, а Синдибум не двигался. За всю свои годы он столько не сидел на одном месте. Будто прирос к отцовскому креслу и потерял всякий интерес к жизни. Когда в дверь постучали, он уже пустил корни и больше никогда не собирался выходить из-за стола.
– Открой! – донёсся голос Мары. – Я знаю, что ты здесь.
Арий только нахмурился. Вставать, идти, отодвигать замок. Зачем всё это?
– Ну что мне, ломать её, что ли?
Синдибум пожал плечами и прошептал:
– Делай что хочешь.
– Я не шучу, – не сдавалась Мара. – Потом придётся новую ставить.
Отец на картине недовольно надул щёки, хотя это была всего лишь игра тени и пробивающегося через занавешенное окно света. Арий заставил себя разогнуться и спустил на пол затекшие ноги. Двигаться совсем не хотелось, но он все-таки выбрался в коридор и открыл замок.
– Сразу бы так, – фыркнула она, распахивая дверь. – Ты чего это тут удумал?
Он не ответил, только нахохлился и побрёл обратно в кабинет.
– Тебя что околдовали, что ли? – удивилась Мара.
– Разговариваешь, как Хвыщ, что ли, – буркнул Синдибум.
– Вот оно что! Значит, не нравится, как я разговариваю, могу и по-другому. Тебя все ищут себялюб несчастный, а ты тут прячешься. Не стыдно? Налёт гарпий был. Бабушка чуть с ума не сошла, думала тебя утащили.
– Да лучше бы и утащили, – пробормотал он, снова устраиваясь в кресле.
– Что случилось то?
Мара встала напротив и, чуть склонив голову, с тревогой рассматривала его несчастное лицо.
Он нехотя потёр гладкую макушку.
– Теперь так будет всегда.
– Как?
– Вот так, – наклоняя голову вперёд, рыкнул Арий. – Никогда не вырастут.
– Почему? – обходя стол, переспросила Мара, и, обхватив его голову, притянула к груди. – Ты из-за этого… Да это же ерунда!
– Абсолютная, – тяжело вздохнул он, зажмурившись.
– Да ладно, мы чего-нибудь придумаем…
– Сегодня даже первый маг смотрел, – оборвал её Синдибум. – Сказал насовсем. Будет мне уроком на всю жизнь.
– Может они нарочно?
Он покачал головой.
– Нет! Сами удивились. Говорят, редко такое бывает. Так что я почти уникальный.
Мара взяла его лицо в ладони и наклонилась.
– Ты мне и с лысиной нравишься, какая разница.
Арий смотрел в пол, словно боялся поднять глаза и увидеть, что она врёт.
– Я себе таким не нравлюсь, – с трудом выговорил он.
– Что за ерунда! Ты же всегда был выше всей этой ерунды. Ты же сам…
– Я не железный.
– Конечно, нет. Ты такой, каким должен быть. Какой мне нравится…
– Лысый?
– Ну и что, я всё равно тебя люблю.
Её слова, подкреплённые поцелуем, грели через время и расстояние. Их не могла скрыть ни тьма Злыстной ночи, ни блеск солнечной Благости.