Чародей

– Спасибо, Эсме, еще немножко пирога с мясом и почками, пожалуйста. Ты сама пекла? Ах, какая ты умница, настоящая хозяйка. Еще вина? О да, с удовольствием. Прекрасное beaune, отлично подходит к пирогу. Гил, нам, холостякам, редко удается так роскошно поужинать. Мы завидуем вам, женатым, верно, доктор Халла?

– Да-да, несомненно.

– Хью, не прибедняйся, – сказал Гил. – Мы столько тебе платим, что ты мог бы так ужинать каждый день. Что тебе мешает?

– Врожденная каледонская скупость, милый. Когда я трачу деньги на себя, это причиняет мне почти физическую боль. Я уверен, это объясняется составом шотландского воздуха. Я нетипичный шотландец: мои родители были весьма обеспеченны, поскольку отец дослужился до главного инспектора сыскной полиции, а также унаследовал кое-какую недвижимость. Проницательный человек. В детстве я пользовался всевозможными удобствами и немалой роскошью. Я получил прекрасное образование и горжусь красной мантией университета Сент-Эндрюс. Я без труда нахожу работу, и всегда с высокой оплатой – хотя, уверяю вас, доктор Халла, отнюдь не с той вавилонской роскошью, о которой только что заявил Гил. Нет, по сравнению с легендарными шотландцами я, безусловно, живу очень хорошо. И все же… и все же я скуп, как сам дьявол, и расстаюсь с деньгами так, словно они даже не кровь моя, а мой костный мозг. Я думаю, это что-то в воздухе к северу от Твида. Мы, шотландцы, бережем гроши, как бельгийцы едят конину, – организм требует. Или я выражаюсь чрезмерно экстравагантно?

– Кажется, Хью, это твоя единственная экстравагантность, – сказала Эсме. – Помоги мне унести тарелки, и сможешь понаблюдать, как я заканчиваю суфле: судя по запаху, настал момент, когда оно требует всего моего внимания.

– С удовольствием, – сказал Макуэри. Он относился к Эсме с галантностью, удивительной в таком неопрятном, нечистоплотном человечке.

Мне очень хочется понять, почему я не люблю Эсме. Нет, это не совсем точно сказано: я отношусь к ней нормально и даже считаю ее сексуально привлекательной – это не пристало крестному отцу, но в своих тайных записях я могу быть откровенен. Но я не полностью доверяю ей – и опять-таки не знаю почему. Может быть, боюсь, что она вытянет из меня какие-нибудь подробности о том деле в приходе Святого Айдана, которые я не хочу обнародовать. А все, что знает Эсме, рано или поздно будет опубликовано. Публикация паче гордости.

Ужин превосходен. Сначала хороший прозрачный бульон, а потом пирог с мясом и почками – обстоятельный, но не чересчур тяжелый. Сейчас мы едим салаты, пока Эсме наносит последние штрихи на суфле. Суфле прибывает на стол – само совершенство. Вслед за beaune Гил приносит коньяк, и разговор обращается на серию статей о прошлом Торонто, которую, по словам Эсме, задерживает Гил.

– Стоит ему сказать слово, и я мигом вернусь к вам, дядя Джон, – говорит Эсме.

– Но почему именно ко мне? Я не большой специалист по истории города.

– Нас интересует не столько история, сколько атмосфера, – отвечает Гил. – Город поразительно изменился в двадцатом веке. Почти колониальная атмосфера тысяча девятисотых годов практически исчезла…

– Нет-нет, – перебивает его Макуэри. – Она все еще есть, только надо знать, где смотреть.

– Да, но где смотреть? – спрашивает Эсме. – Судя по тому, что мне рассказывали, многие обычаи, которые считались в обществе обязательными, исчезли без следа. Но что это были за обычаи? Когда я спрашиваю, люди экают, мекают и говорят, что не помнят. Почему они не помнят? Священный долг каждого – запоминать все, что можно, обо всем, что попадается на глаза.

– Я знал двух очаровательных пожилых дам, которые владели последним конным экипажем в Торонто, – говорю я. – Кажется, его можно было увидеть на улицах вплоть до тысяча девятьсот тридцатого года. Вероятно, лошади пали от старости. Но я припоминаю, как пожилые барышни Мортимер-Кларк говорили кому-то в моем присутствии, что Торонто, который они помнят, давно ушел в прошлое. Подумать только, люди теперь запирают дверь, когда уходят из дома! Будто кто-то может взять и войти в дом! Будто в доме нет слуг, которые остановят пришельца, даже если он зайдет.