Иногда Джок заводил разговор с проституткой и расспрашивал о ее ремесле. Она принимала его за клиента и отвечала старательно, как могла, пока не обнаруживала, что он хочет только разговаривать; тогда она могла наброситься на нас, и нам приходилось спасаться бегством. Она кричала, что ее «дружок» с нами разберется. Сукины дети! Заставляют девушку терять время! Суют нос не в свое дело!
Джок время от времени предлагал заплатить за информацию, но, поскольку жил на скудное жалованье школьного учителя, предпочитал платить натурой. Натурой в его случае были кульки карамелек, которые он с трогательной невинностью предлагал выбранной информантке.
– Возьмите карамельку, дорогая, – говорил он, подойдя к какой-нибудь толстухе, слишком ленивой, чтобы работать на кухне, и слишком тупой, чтобы устроиться куда-нибудь в контору. – Поговорите со мной. Я хочу задать вам несколько вопросов.
Конечно, скоро о нем знали все. Когда он приближался к очередной девице, она кричала: «Только не за конфеты!» – и убегала. Время от времени девицы поднимали ор: «Карамельщик идет!» – и разражались смехом, в котором, по словам Дарси, отчетливо звучал зловещий оттенок. Иногда в нашу сторону направлялись мужчины, несомненно сутенеры, и приходилось спешно отступать.
Сам Дарси не подходил к проституткам. Его неприязнь к женской сексуальности никогда не проявлялась в общении с женщинами-друзьями, но становилась почти осязаемой при столкновении с уличными феями, которые могли показаться привлекательными только с голодухи. Пока Джок пытался выудить у женщин исповеди в обмен на конфеты, мы с Дарси стояли поодаль; на нас были темные плащи, и неудивительно, что проститутки принимали нас за полицейских осведомителей, а может, и просто за полицейских – с какого-то другого участка, с которым они не успели «договориться» деньгами или натурой.
Дарси оказался не таким простаком, каким я его считал. Простаком на самом деле был я, когда предполагал, что он ничему не научился на своей работе, кроме тонкостей валютного обмена. Он разбирался в займах, ценах на недвижимость, ипотеках. Его банк выдал несколько ипотечных кредитов, имеющих прямое отношение к поискам греха.
– Что происходит в этих домах? Официально мы не знаем. Но банк, получающий информацию только из официальных источников, долго не продержится. Сама скорость, с которой выплачиваются эти кредиты, подозрительна. Люди, платящие взносы по ипотеке с такой готовностью и часто до срока, – это либо кристально честные, каких мало, да они, как правило, и не берут займов, либо те, кто не хочет лишнего внимания и лишних вопросов… По крайней мере один ипотечный кредит наш банк выдал дому, который предлагает заинтересованным клиентам детей, причем совсем маленьких. Есть люди – немного, но есть, – готовые сдать своих детей напрокат в такой дом, а потом забрать, не сказав ни слова. Конечно, если ребенка покалечат, это чревато неприятностями для всех участников, но об этом заботятся. Знаешь ли ты, Пайк, что за такими заведениями приглядывает особый врач? Он сам употребляет наркотики в больших дозах и потому лишен права лечить обычных больных, но штопает и латает в нескольких публичных домах, где наши достопочтенные граждане могут слегка увлечься. Неприятное занятие, но позволяет врачу оплачивать свою аддикцию. Искалеченный ребенок обходится дорого… Есть еще по крайней мере два дома – я говорю только о тех, что известны моему банку, – где предлагаются грубые забавы любителям этого дела. Хочешь, голые девицы привяжут тебя к кровати и выпорют? Пожалуйста, только плати. Хочешь сам выпороть обнаженную девицу? Это будет дорого, но возможно. Хочешь просто грязных разговорчиков, потому что твоя жена – столп респектабельности и даже слово «задница» не позволяет тебе произносить? Пожалуйста, найдется и по этому делу специалистка; она не слишком изобретательна, но и большинство ее клиентов – тоже. У нее ты получишь пятнадцать минут грязи за тридцать долларов; при этом она сидит за ширмой, поскольку ее вид охладил бы похоть и у гориллы. Вообще эта женщина могла бы стать великой гетерой, будь у нее нужные задатки, но я не сомневаюсь, что их нет. Но раз она владеет языком сексуальных намеков, то могла бы брать по сотне долларов за полчаса с истинных словесных сладострастников. Сколько из этих женщин знают хоть что-нибудь о словесном распутстве, например о языке Теофиля Готье? Какая карьера открылась бы ей! И не пришлось бы шлепать мясом о мясо в кровати.