Чародей

Виньетки

1. Чипс ругается над огромной охапкой тяжелой материи.

2. Отец Уимбл, брови уехали вверх почти до границы волос, в полумраке исповедальни.

3. Изометрическое изображение процессии, чрезвычайно выразительное, под таким углом, словно на нее смотрят с хоров церкви.

4. Чарли бубнит за аналоем. Какой безумный вид у него на рисунке Чипс! Ее глаз художника даже острее, чем мой – врача.

5. Очень странное изображение святого Игнатия Лойолы и Маккензи Кинга – они понимающе перемигиваются. Вот ведь прохиндеи!

15

Слова Чипс, что Чарли съезжает с катушек, лишь в несколько преувеличенном виде отражали мнение, которого держались и которое обсуждали самые разные люди в конгрегации Святого Айдана. Кто-то восторгался энергией и энтузиазмом Чарли и был готов последовать за ним в любой крестовый поход. Другие считали, что его требования превышают пределы разумного – как в отношении молитвы, так и в почти средневековом подходе к богослужению и христианской жизни. Но без сомнения, при нем приход Святого Айдана был жив и действовал; Чарли не терпел никакого лаодикийства, никакой теплохладности. Кое-кто из прихожан отпал, перейдя в другие приходы с менее требовательными священниками; однако почти все ушедшие приплелись обратно, смиренно признав, что у Святого Айдана религия – гораздо более живое и интересное дело, чем где-либо еще. Приход Святого Айдана объединял самых разных людей – от носильщиков с вокзала до интеллектуалов из университета. В приходе было много порядочных людей, которые искали духовного руководства и места в жизни и нашли то и другое в великолепных службах и в отточенных, кратких и жгучих проповедях Чарли.

Он, как и все священники, просил пожертвований, но помимо этого требовал совершенно иного подхода к повседневной жизни, ощущения, что Отец, Сын и Святой Дух присутствуют в каждом заурядном деле.

Твой труд – для Господа всегда,
Как ни черна работа.
Подмел – и чище этот мир
Ты сделал для кого-то[74], —

– заявлял он, и люди, сроду не слыхавшие о Джордже Герберте, приходили в восторг от этой декларации, облагораживающей – нет, практически освящающей – их нудную тяжкую повинность. Но еще Чарли требовал, чтобы они умели воспринимать красоту. Когда вокруг такой зеленый город, как Торонто – «Ветвист меж башенок, околоколен»[75], – провозглашал он словами другого великого поэта-священника, – ибо «Над скорбным миром реет Дух Святой, / Укрыв крылами, – ах! – и грудью согревая»[76], – оглянитесь вокруг, устремив взор не на унылые дома, но на небо, на деревья и на сады, коими домовладельцы потрудились прославить доброту Природы, она же – доброта Бога, и увидите подлинный лик этого города.

Конечно, красота присуща не только природе. Красота, сотворенная человеком, позволяет нам ощутить присутствие Святого Духа. Чтобы это стало очевидно, Чарли нашел и приобрел за свой счет хорошую дорогую копию картины «Свет миру» Холмена Ханта, сделанную Ф. Г. Стивенсом, учеником Ханта. Картина эта всем знакома: Христос, в терновом венце и с нимбом, с фонарем в руке, стоит у двери скромного жилища. Он поднял правую руку, намереваясь постучать в дверь, частично скрытую разросшейся травой и плющом; на Его лице ожидание – возможно, с тенью сомнения. На золотой раме помимо названия картины значился текст, который она иллюстрировала: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, и он со Мною»[77]. Картину повесили на одной из колонн у главного входа в храм. Чарли сказал, что это его подарок приходу – в благодарность за двадцать лет священнического служения.

В своем роде это была прекрасная вещь и подарок хороший. Но увы, Чарли объяснил детям, приходящим на специальную службу для молодежи, что, входя в церковь, следует остановиться на миг перед картиной и склонить голову. Обычай быстро укоренился, захватив также и матерей, не желающих отставать, когда их детишки выражают надлежащее почтение Господу. Так картина Чарли стала много более чем картиной, и именно тогда епископ решил, что пришло время деликатно одернуть кое-кого.