Чародей

Волосы на теле Апепи сгорели – язык пламени слизнул одежду, оставив царя совершенно голым и почерневшим. Затем кожа его начала лопаться и слезать кусками. Борода и шевелюра вспыхнули и запылали, как пропитанный смолой факел. Повелитель гиксосов уже не шел, а стоял, расставив ноги и подняв Кьяна высоко над головой. Мальчик обгорел не меньше отца, и на месте исчезнувшей кожи появлялись красные влажные пятна. Видимо, Апепи намеревался бросить сына с корабля в реку, чтобы спасти от огня, но силы изменили ему, и великан застыл в огненном мареве, не способный последним рывком отправить мальчика в спасительные прохладные воды Нила.

Не в силах пошевелиться, Минтака лишилась дара речи от этого ужасного зрелища. Ей показалось, что оно длилось целую вечность. Наконец палуба под ногами Апепи провалилась. Вместе с сыном он рухнул вниз и сгинул в трюме в фонтане пламени, искр и дыма.

– Все кончено. – Голос Трока звучал холодно и отстраненно. Он отпустил Минтаку так резко, что девушка упала на донный настил фелуки, и посмотрел на пораженных ужасом гребцов. – Правьте к моей галере.

– Это ты обошелся так с моей родней, – повторила девушка, лежа у ног вельможи. – И поплатишься за это. Клянусь, что ты за это заплатишь.

В эту минуту она чувствовала, что тело ее онемело и болит, словно ее избили узловатым ремнем или плетью. Ее отец, этот величайший в ее жизни человек, которого она чуть-чуть ненавидела и очень сильно любила, погиб. Ее семья сгинула: все ее братья, даже Кьян, бывший ей скорее сыном. Она видела, как он сгорел, и понимала: эта ужасная картина останется в ее памяти на всю жизнь.

Когда фелука подошла к борту галеры Трока, девушку как куклу втащили на палубу, а затем перенесли вниз, в главную каюту. Она не сопротивлялась. Трок с неподобающей случаю осторожностью уложил ее на матрас.

– Твои рабыни живы. Я пришлю их к тебе, – сказал он и вышел.

Минтака слышала, как лязгнул на двери засов, тяжелые шаги донеслись сначала с трапа, а затем с палубы у нее над головой.

– Выходит, я пленница? – задала она себе вопрос, казавшийся, впрочем, маловажным в свете того, что ей довелось только что наблюдать.

Царевна уткнулась лицом в подушку, пропахшую застарелым потом Трока, и плакала, пока не иссякли слезы. А затем уснула.

Горящий остов царской барки прибило к берегу напротив храма Хапи. Дым столбом поднимался в безмятежное утреннее небо. К нему примешивался смрад паленой человеческой плоти. Когда Минтака проснулась, этот запах заполнял каюту, и ей стало дурно. Дым послужил маяком, потому как солнце едва только вынырнуло из-за восточных холмов, как флот Наджи показался из-за поворота реки.

Рабыни принесли эту весть Минтаке.

– Вельможа Наджа прибыл в полном облачении, – возбужденно тараторили они. – Накануне вечером он отплыл в Фивы. Разве не странно, что он вернулся так быстро, когда должен был находиться уже лигах в двадцати вверх по течению?

– Более чем странно, – угрюмо согласилась царевна. – Мне нужно одеться и приготовиться к новым ужасам, поджидающим меня.

Ее вещи сгорели на царской барке, но служанки позаимствовали одежду у знатных дам, путешествовавших с флотом. Они вымыли и завили хозяйке волосы, затем облачили ее в простой наряд из льняной ткани, повязали золотой поясок и обули в сандалии.

К полудню на галеру прибыли воины, в сопровождении которых она поднялась на палубу. Взгляд девушки упал на черный остов царской барки у противоположного берега, выгоревший почти до самой воды. Попыток извлечь тела никто не предпринимал. Судно само стало погребальным костром для ее семьи – гиксосский обычай предписывал сожжение мертвых, а не бальзамирование и сложные ритуалы погребения, как у египтян.

Минтака знала, что отец одобрил бы подобное погребение, и это дало ей хоть маленькое утешение. Но при мысли о Кьяне она потупила взгляд. Лишь усилием воли удалось ей не расплакаться, когда она спускалась в фелуку и плыла в ней к берегу под храмом Хапи.

Вельможа Наджа встречал Минтаку с большой свитой, собранной нарочно для этой цели. Когда он обнял ее, она была бледной и держалась отстраненно.

– Это скорбное время для всех нас, царевна, – сказал регент. – Твой отец, царь Апепи, был могучим воином и государственным деятелем. В свете заключенного недавно между двумя царствами мира, объединившего Египет в одно священное и неделимое целое, его смерть подвергла мир опасности. Ради блага всех ее необходимо устранить немедленно.

Взяв ее за руку, Наджа повел девушку в шатер, бывший накануне местом веселого пиршества. Теперь в нем заседал мрачный совет из высшей знати и чиновников обоих государств.

Во главе этого сборища восседал Трок – внушительная фигура во всем блеске военного облачения. На поясе с золотыми бляхами висел меч, через плечо был перекинут боевой лук. Позади рядами располагались все его приближенные, выглядевшие вопреки заплетенным в бороды цветным лентам мрачными, суровыми и грозными. Они неприветливо воззрились на нее, и Минтака осознала: она – последняя из династии Апепи, и среди них у нее нет защитников и сторонников.