Солнце еще только готовилось зайти за горизонт, а Фролов клевал носом и чувствовал себя столетним стариком, которого по чьей-то злой воле поселили в еще крепкое тело и теперь заставляли куда-то идти. Поразительно, сколь относительно время. Обычный календарный день превратился в тягучую вечность. Еще сегодня ночью они были в Минске, а теперь продирались через какой-то бурелом и конца-края этому не было видно. Теперь уже не только Никитин с Невидово, но и Варя, и даже Гуревич – все превратилось в далекое размытое воспоминание из другой жизни. Поразительно, подумал Фролов, как избирательна память: оставляет только хорошее, а все прочее разбавляет ностальгическим флером. И вот уже Невидово представляется уютным, и переправа в гробах забавной, и даже Гуревич милым. Дальше додумать Фролов не успел, потому что ощутил тупой удар по голове, и все покрыла тьма.
Очнулся от ноющей боли в затылке. Сколько прошло времени, трудно было сказать. Судя по все еще заходящему солнцу, не так много – может, минут десять, может, полчаса. Рядом, прислонившись спиной к дереву, сидел Кучник.
– Живой? – спросил он невесело. – Поздравляю. Теперь к своим попали.
– Каким еще своим? – простонал Фролов и попытался приподняться, но голова закружилась, и он лег обратно, скосив глаза в сторону. Там, как в перевернутом объективе, вверх ногами стоял молодой парень с винтовкой.
– Партизаны, чтоб их, – сухо ответил Кучник.
Фролов все-таки предпринял героическое усилие и подполз к дереву, где сидел Кучник. Затем, цепляясь за шершавую кору, принял что-то похожее на сидячую вертикальную позу. Мир совершил кульбит и вернулся в естественное положение. За это время к парню присоединился какой-то бородач. Заметив змеевидные телодвижения Фролова, он подошел.
– Ну что, хлопцы, готовы?
– К чему, дядя? – фамильярно спросил Кучник, жуя травинку. Судя по всему, в минуты опасности он терял благоговейный страх перед смертью и наглел.
– К тому, чтоб Родине послужить. Или вы не советские?
– Мы-то советские. А вот вы какие, если по башке бьете и не верите ни хрена?
– Ты меня поучи еще, – помрачнел бородач. – Я все ваши байки наизусть знаю.
– Какие еще к черту байки?! – взорвался Кучник.
– Дезертирские, вот какие.
– Сам ты дезертир, – огрызнулся Кучник и выплюнул травинку. – Мы от Минска тащимся, чтоб к своим попасть, а кто ты такой, я вообще не знаю. Может, националист какой…
– Э-эй, ты поосторожнее со словами-то, – обиделся бородач.
– А то что?
– А то шлепну, и все.
– А кто мешает?
– А тебе жить надоело?
– Да с вами оно как-то не успевает надоесть.
Бородач шмыгнул носом и почесал плечо.
– А может, вы абрамовские?
– Какие еще абрамовские? – промычал Фролов, преодолевая гул в затылке.
– Да ты-то, может, и нет. А твой приятель точно. А? – обратился он к пареньку с винтовкой.
– Может быть, – пожал тот плечами. – Они в последнее время шибко обнаглели…
– Да в гробу мы твое Абрамово видели, – разозлился Кучник. – Даже не знаем, человек это или название деревни. Мы из Минска топаем!
Бородач усмехнулся.
– Не знают они.
Парень тоже усмехнулся. Бородач кашлянул и снял с плеча винтовку.
– Ну, в общем, некогда мне тут сопли разводить. Если абрамовские, то тем более не жаль. Дело простое. У меня задание поляну для прохода техники зачистить. Вот мы тут вашего брата насобирали в лукошко, и вы заодно сгодитесь.
– То есть как «зачистить»? – опешил Фролов.
– Поле немцем заминировано. А вы по нему пойдете. Не пойдете, здесь ляжете. Доступно излагаю или шпрехен зи дойтч?
Кучник побагровел.
– Ты что же, сука, делаешь?! Мы же только что жизнью рисковали! Нас немец через минное поле, как собак подопытных, гнал. У нас товарищ там остался. На ваших же минах подорвался.
– Так что, наши мины, что ли, виноваты? – зло прищурился бородач. – Может, нам вовсе не минировать? Может, нам немца сразу в Москву пустить? Да я смотрю, вы – ребята шустрые.
– Ты что, дядя, совсем умом набок съехал?! – взвился Кучник. – Я тебе русским языком говорю! Ты свой или какой?!
– Тебе, может, и никакой.
Вряд ли бородач вкладывал в эту фразу какой-то намек на национальность, но Кучник тут же завелся.
– Ах, никакой ты мне?! А может, ты и революции с Интернационалом тоже никакой, морда антисемитская?!
Бородач угрожающе передернул затвор на винтовке.
– Ну-ну, ты полегче. У меня задание поляну зачистить. И я это задание с тобой или без тебя выполню. Я своих людей гробить не буду, понял? А ты со своим дружком пойдете, как миленькие.
– Ах, так! – сверкнул глазами Кучник и выпятил грудь. – Ну на! Стреляй, гад! Стреляй простого советского человека Семена Петровича!
Играл ли Кучник в смельчака или вправду созрел до героически-бессмысленной смерти, но бородач замялся и слегка опустил дуло, видимо, не зная, что делать дальше.
– В общем, пойдете поле зачищать, и точка.
То ли дело было в усталости, то ли в тупой ноющей боли в затылке, которая сводила все очарование жизни к нулю, но Фролов вдруг рассмеялся. Надо все-таки иметь мужество оценить юмор судьбы. Даже если он черный.
– Чего это он? – смутился бородач.